Я сидел один в тёмном салоне машины, и глаза упирались в лобовое стекло, за которым виднелся тупик лесной просеки, где тянулись блестящие рельсы, освещённые придорожными фонарями, и в голове вдруг яркой вспышкой молнии промелькнула ужасная картина: я стою на шпалах и ору благим матом:

– А – а – а – а – а – а – а!!!

Я быстро зажёг свет и проскользил взглядом до панели приборного щитка, где лежали документы, бумаги, справки и фотографии.

Непослушная рука потянулась туда, и пальцы как палочки настройщика рояля суматошно запрыгали, я с горем пополам схватил фотографии отца и мамы, попытался посмотреть на милые и далёкие мне лица, но сильный психоз и сумасшедшая тряска всего тела не давали держать фото и заставили вернуть их обратно на приборный щиток.

Я сильно выдохнул и решительно взялся за ключ зажиганья, хотел повернуть, но рука бешено рванулась вправо – влево, а ноги до того невпопад запрыгали по педалям, что я просто – напросто испугался и снова откинулся на спинку сиденья.

Передняя дверь неожиданно открылась, и в салон заглянула Наталья, прижимая к себе большой бумажный пакет.

– Это... ты?. . – прошептали мои губы.

– Я, кто же ещё, – тихо ответила она и осторожно опустилась на соседнее сиденье.

– Мне почудилось, что прошла целая вечность...

– Неправда, я очень быстро вернулась, магазин здесь рядом на дороге.

– Купила?. .

– Купила, а ты пробовал?

Я тупо уставился на ключ зажиганья и протянул вперёд руки, их било мелкой дрожью.

– Пробовал, только сейчас... Видишь?. . Всё тоже...

– Ещё бы, – вздохнула Наталья и бережно, будто ребёнку, опустила мои руки и даже погладила их. – Это настоящий стресс, Костик, можно просто умом рехнуться от этого САПСАНА, который летит на тебя: ой, обалдеть: ты больше так не делай, это очень опасно:

Я грустно хмыкнул, оценив её горький юмор по поводу "опасно".

– Поцелуй меня, спаситель мой... – попросил я.

Наталья приблизилась и нежно поцеловала в щёку, потом второй, а потом и третий раз.

И вдруг где – то впереди, совсем недалеко от машины с невероятным железным грохотом промчалась по путям свистящая электричка.

Я дёрнулся и шарахнулся к Наталье.

– Тихо – тихо, – успокоила она, обняв мою голову. – Крепись, Костик, крепись, тебе просто нельзя видеть эти гадкие рельсы, эти противные поезда, и мы больше ни секунды не должны здесь оставаться, мы же не станем ночевать в лесу, Костик?

– Не станем... я сейчас соберусь, заведу машину, и поедем... мы с тобой спокойно поедем... мне только обязательно надо выпить граммов сто...

– Давай, – с готовностью сказала Наталья и полезла в бумажный пакет, вынимая бутылку водки и апельсин. – Я всё принесла, держи, – и сунула мне в руку пластмассовый стакан. – А сто граммов ни много будет? – с опаской спросила она.

– В самый раз, чтобы убить нервы и прекратилась дрожь... ты не веришь?. .

– Верю, милый, верю. Главное, чтобы помогло, – она мгновенно очистила апельсин, разломив сочные дольки, и открыла бутылку водки. – Наливать?

– Да...

– Вот, готово, пей.

Моя рука предательски тряслась, и Наталья быстро помогла, направив стакан к моим губам.

Я разом выпил, закинул в рот три дольки апельсина и стал усиленно жевать, а потом проглотил.

– Двухминутная готовность... – облегчённо сказал я.

– Конечно – конечно. Ну как, лучше?

– Лучше... – я кивнул на приборный щиток и попросил. – Положи мне в карман документы и фото...

Она аккуратно собрала архив, завернула в целлофановый пакет и положила в карман моей куртки.

– Вот что, спаситель мой... – сказал я, – пока идёт время, пожалуйста, набери мой домашний телефон... если кто ответит, значит, они освободились и живы, чёрт бы их побрал...

– Хорошо – хорошо, я сделаю всё, как ты просишь, только соберись и заведи машину, – она вынула мобильник, набрала номер и стала ждать гудка.

Я повернулся и с надеждой посмотрел на неё, она быстро поднесла телефон к моему уху, и раздался пьяный голос Юрия Семёныча:

– Алле! Алле! Кто там звенит ко мне?! Кто звенит, я спрашую?!

Я махнул рукой, и Наталья резко дала отбой.

– ОН подошёл... – объяснил я и щёлкнул себя по горлу, – уже празднует, значит, каким – то образом достал нож... А ну – ка, плесни ещё тридцать граммов... плесни – плесни, не бойся...

– Может хватит? Может когда приедем?

– Не ссорься, я чувствую силы. Мы же в Центр не поедем, где на каждом шагу светофоры и милиция, мы глухими закоулками доберёмся до окружной, а там – на Калужское направленье, и полный порядок.

– Ой, Костик, как будто на окружной нет милиции, да?

– Там реже, и вообще они смотрят на грузовой транспорт, плесни – плесни.

Она вздохнула и медленно, чтобы не перелить ни грамма, накапала в стакан водки. Я теперь послушными руками, совершенно самостоятельно выпил ещё пятьдесят граммов и закусил оставшимся апельсином. И вся моя нервная система до мельчайших окончаний наконец – то ощутила бодрящий кураж, постепенно приходящий на смену страшному холодному стрессу.

Рука уверенно потянулась вперёд, быстро повернула ключ зажиганья, нога точно попала на сцепленье, руль плавно поддался вправо, и машина двинулась к шоссе.

– С Богом, – прошептала Наталья.

Я промолчал и был уже мысленно далеко в пути...

Мы лежали с Натальей на широкой дачной пастели, и два тусклых торшера освещали наши бледные обнажённые тела, летавшие где – то в заоблачной выси сказочно – блаженного сладострастия.

Сквозь прозрачные тюлевые шторы с величайшей завистью глазела в комнату притихшая ночь – такую прекрасную и долгую любовь она вряд ли наблюдала в каких – нибудь других людских окнах.

"Сплетенье рук, сплетенье ног и тел сплетенье" красиво виднелось в настенных зеркалах, которые от пола до потолка окружали всю комнату. Такова была прихоть моей бывшей девушки Ольги – именно так назеркалить Комнату Любви, чтобы тысяча отражений во время секса возбуждали тебя в тысячу раз сильнее, и мы с Натальей, невольно озираясь по сторонам, загорались и бушевали с новыми силами.

На журнальном столе у самого края нашего ложа возвышалась большая бутылка коньяка в виде старой причудливой башни, а рядом с ней – две хрустальные рюмки и блюдце с пышной гроздью чёрного винограда.

Я мягко поцеловал Наталью в маленькие соски упругой груди, осторожно откинулся в сторону и с великим наслаждением выдохнул.

Наталья – счастливей всех счастливых – продолжала тихонько и нежно постанывать в лёгком забытье, а потом повернулась ко мне, обняла и уткнулась губами в моё плечо.

– Дурачок, – проговорила она, приоткрыв глаза, – мы с тобой только жить начинаем, а ты на тот свет собрался.

– Перестань:

– Не перестану. Они довели тебя до такого предела, что хоть под поезд бросайся, тебя бы со мной уже не было: ой – ой: – и она захныкала.

– Тихо – тихо: – я коснулся губами до её виска, – разве нам сейчас нехорошо?. .

– Очень хорошо, милый, очень, но если вспомнить:

– Лучше не вспоминать:

– Пока не могу, перед глазами летящая громада и ты на рельсах: как же так, Костик?. .

– Да так: до того всё противно стало, ты себе представить не можешь, это необъяснимо: отец – вдруг не мой отец, Ольга – вдруг не моя Ольга... чёрти что, а не жизнь: в голове было страшное помутненье и возникло желанье куда – то кинуться:

– Ни куда – то, а под поезд: какой кошмар:

– Скорей всего – в тот момент я просто – напросто помешался умом: мне трудно осознать:

– А тебе не хотелось убежать с путей, когда САПСАН летел на тебя?

– Хотелось: я точно помню – хотелось, а ноги словно прилипли к шпалам, и страху было уже предостаточно, уже хватит его, уже выше головы, но я не мог убежать:

– Этот гадкий САПСАН заворожил тебя, притянул как магнит, я читала: такое часто случается в пограничных ситуациях.

– Всё, я больше об этом ни слова: Слышишь?. . Ни слова:

– Хорошо – хорошо, милый, больше не будем, – и Наталья поцеловала меня в подбородок, – а вот скажи мне, что ты запомнил несколько минут назад, когда мы были так долго близки?

– Запомнил: твои чудесные губы, твои ласкающие руки, твоё горячее тело, оно как бурлящая морская волна бросала меня к пушистым облакам и снова ловила в свои объятья – вверх – вниз, вверх – вниз...

– Спасибо, милый Костик, мне так никто и никогда не говорил.

– Серьёзно?. . А тот парень в девятом классе?. .

– Ой, о чём ты? Он всегда как угорелый вскакивал с постели, смотрел на часы и кричал, что опоздал на секцию футбола.

– Нормальный мальчишка, шизанутый на спорте:

– Да Бог с ним.

– Да чёрт с ним...

– Костик.

– Что?. .

– А ты ведь безумно устал ото всей этой Ольгиной мерзости, тебе надо серьёзно отдохнуть, и твой вечный отдых теперь – я.

– Ладно, мой милый спаситель: буду отдыхать только с тобой и заброшу все плохие мысли:

– Правильно, только давай поставим все точки над i, а то некоторые вопросы очень противно зависают между нами, и хотелось бы освободиться от них.

– Какие вопросы?. .

– А вот, например: тебе интересно знать, от кого я услышала про Ольгины похождения? Она же мне не сама рассказала, я тебе говорила, помнишь?

Я спокойно ответил, поцеловав её в губы:

– Вообще – то неинтересно и уже довольно скучно, но: если окончательно закрыть эту тему, то – пожалуй:

– Про Ольгины похождения я услышала от мамы.

– Браво! – я даже оживился. – Вот тебе и точечка над i, значит, мама всё давно знала?!

– Неделю назад. Ольга раскрыла ей тайну перед самым отъездом в Петербург.

– А почему же Тамара Петровна мне ничего не сообщила?!

– Ты думаешь, что это так просто? А потом наверняка ей запретила Ольга.

– Да – а – а – а!!! А я – то с Тамарой Петровной разговаривал на даче по телефону и в тот момент уже был в круглых дураках!!! Какое скотство!!!

– Успокойся, Костик, я не для того начала, чтобы ты бесился, я не хочу так, успокойся.

– Извини, меня занесло: извини, я слушаю:

– Так вот, Ольгин рассказ сопровождался бурными слезами и отчаянным откровенным признанием в полной любви к Юрию Семёнычу и в полной запутанности личных отношений с тобой. Истерика, прыжки спортивного тела к распахнутым окнам и желание швырнуть с девятого этажа свою юную жизнь. В конце концов, мама напрочь слегла от такой новости.

– И решила скрыть от меня – пусть ходит в дураках: Ну что же, это действительно остаётся последним вопросом, который не даст мне покоя: я чувствую, что не даст: Мне надо обязательно услышать Тамару Петровну и поглядеть в её глаза: Ты знаешь, мне хочется съездить на "Планерную" и навсегда закрыть тему:

– Съезди, милый Костик, съезди, закрытие этой темы мне снится уже которую ночь...

В комнате жены императора находились всё те же: император, жена и наложница.

Он медленно подошёл к наложнице и сказал:

– Посмотри мне в глаза!

Она посмотрела.

Император внимательно глядел на зрачки красивых глаз, которые иногда прятались в сторону.

– Не бегай туда – сюда!

– Я не бегаю, они сами, – тихо ответила Май Цзе.

– Если сами, значит, ты чего – то боишься!

– Я боюсь того, что император мне всё время не верит.

– Хочу поверить! Если бы не хотел, у нас бы не было того разговора в беседке! Ты помнишь, о чём мы говорили?! В глаза смотри, в глаза!

– Помню. Говорили о моих способностях. Говорили, что я могу стать Главным художником Дворца и Главным хранителем будущей библиотеки, которая будет создаваться и пополняться из года в год интересными делами и событиями. Говорили о государстве, о предательстве, измене...

Император остановил:

– Достаточно! У тебя, однако, память как у нормального человека и голос не дрожит, а сама ты – умалишённая дура! Ничего не пойму!

Жена Чау Лю быстро вмешалась:

– Император, оставьте наложницу в покое, об этом прошу Вас я – Ваша жена.

Он резко повернулся к ней, хотел грубо ответить, но осёкся и тихо спросил:

– Ты так думаешь, моя жена?

– Да, сейчас не время разглядывать друг у друга зрачки и вспоминать разговоры при ясной луне в беседке для пыток.

Он подумал, пристально глядя на Чау Лю, и кивнул:

– Точно, я увлёкся: я – увлекающийся император: Вот что, Май Цзе, поставь этот пузырёк со спермой Чжоу Дуня на край стола, ступай к моему слуге Ван Ши Нану и вели позвать сюда самого Чжоу Дуня.

– Мне к Ван Ши Нану... – растерялась Май Цзе, – и велеть ему?. .

– Не тебе велеть, а велеть естественно от моего имени. Что из того, если императору захотелось доверить это важное Дворцовое поручение своей наложнице Май Цзе? Что из того? – и он повернулся к жене.

– Ровным счётом ничего страшного, а если они там устрашатся – будет полезней для них, – ответила Чау Лю.

– Я тоже так думаю, хватит со всеми сюсюкать. Пусть Ван Ши Нан вместе с Чжоу Дунем перевернутся с ног на голову от своих догадок и подивятся моему странному поведению.

– Исключительно правильному поведению, – добавила Чау Лю и дала команду наложнице. – Иди, глупышка Май Цзе, иди, и ничего не бойся! Ты должна гордиться таким доверием к тебе!

Май Цзе быстро поставила пузырёк на край стола, поклонилась и спешно вышла из комнаты.

Когда муж и жена остались одни, он с лёгкой иронией заметил:

– Чау Лю, иногда мне кажется, что в этом Дворце два императора.

– Но ты же сам читал мне записи, которые сделал на РУСИ. Как там у них... "муж и жена – одна страна". Ведь так?

– Да – да: примерно так: – усмехнулся он. – Вот что: тебе лучше переждать в соседней комнате, когда придёт Чжоу Дунь.

– Конечно, я не стану мешать мужскому разговору и надеюсь, что с твоей стороны он будет именно таким – мужским и жёстким.

Император вдруг повысил голос и в сердцах ответил:

– Со своей стороны я бы не стал заниматься этим козлиным делом, как говорят на РУСИ, а разогнал бы всех к чёртовой бабушке, как говорят там же!

– Интересно... – протянула Чау Лю, – я такого от тебя ещё никогда не слышала...

– О – о! Я исписал целых три фолианта, когда был по Великому Пути, проезжая мою любимую РУСЬ, ещё не то услышишь!

– И что же такое "козлиное дело"?

– Это – самое низкое и мерзкое дело типа спермы Чжоу Дуня, – и он кивнул на пузырёк, стоявший на краю стола, – и занимаются такими делами не императоры и цари, а козлы к твоему сведению!

– Любопытно... Значит, наш Дворцовый лекарь – козёл. Какое замечательное слово по своему звучанию, для моего творчества это будет не лишнее с точки зрения познания. "Козлиное дело", надо же. А кто такой "чёртовый бабушка"?

– Не "такой", а такая! На РУСИ это – злая беззубая старая женщина, и если к ней всех разгоняют, то обратно уже никто не возвращается!

– Надо же, я это тоже запомню... Но зачем тебе всех разгонять к чёртовой бабушке в эту РУСЬ? Это так далеко и так дорого, возьми и разгони на правый берег нашей Жёлтой реки, и пусть себе растят рис, осваивают пустые земли, если речь идёт о мягком наказании.

– Я, пожалуй, придумаю что – нибудь пожёстче, чем растить рис и осваивать пустые земли на правом берегу Жёлтой реки!

– Но прошу тебя – только не к этой далёкой бабушке, ты же всю казну истратишь:

В дверь постучали.

Он резко махнул рукой, и Чау Лю быстро исчезла за толстой бамбуковой шторой смежной комнаты.

– Входи, Ван Ши Нан! – крикнул император.

Слуга появился в проёме двери, мигом огляделся по сторонам, поклонился и доложил:

– К Вам – Главный Министр.

– Пусть войдёт!

Ван Ши Нан попятился задом и скрылся.

Главный Министр Чжоу Дунь вошёл в комнату и весело сказал:

– Император, какая "честь", я просто "польщён", сама Май Цзе просила зайти к Вам!

Император строго поправил:

– Это Я просил зайти ко мне, послав Май Цзе к Ван Ши Нану!

– По – моему, император поступил опрометчиво! – смело сказал Чжоу Дунь.

– Почему же?!

– Доверять сумасшедшей наложнице такие Дворцовые поручения, пусть даже и мелкие?! Она же могла по дороге всё перепутать и пригласить к Вам туалетного работника!

– Главный Министр хочет сказать, что сейчас передо мной стоит туалетный работник?!

Чжоу Дунь проглотил тяжёлый колючий ком и ответил всё так же подозрительно весело:

– Что Вы, император, я до него ещё не дорос!

– Значит, Май Цзе ничего пока не перепутала, и я могу смело дать ей новое поручение, чтобы до конца проверить здравие ума этой наложницы, прежде чем отправить несчастную в деревню для сумасшедших!

– Император надеется на хорошие результаты?! Смотрите, как бы она окончательно не запутала Вас... здравием хитрого ума!

– Пока что, Главный Министр, меня очень запутала Ваша: сперма!

– Чья – чья?. . Я что – то не понял...

– Ваша, – император указал на угол стола, где находился пузырёк.

Чжоу Дунь повернулся туда, пригляделся и воскликнул невинным простачком:

– А – а – а, теперь я понял! Она приходила к Вам не с пустыми руками! Представляете, император, этой сумасшедшей взбрело в больную голову, что я изнасиловал её! Она несколько дней просто не давала мне проходу: то грозила перед моим лицом каким – то бамбуковым мужским пенисом, то орала, что соберёт мою сперму и принесёт Вам в доказательство! И вот, пожалуйста, налила в пузырёк тростникового мыла и принесла!

– А если не мыло?! Это же легко проверить с помощью дворцового лекаря!

– Я не отрицаю, там может находиться и сперма, но почему именно моя?! Я Вас умоляю, оградите меня от этой озабоченной наложницы!

– А наложница умоляет оградить её от Министра – насильника!