– В далёкой провинции для умалишённых я Вас избавлю от всяких присяганий и подобных сердечных хлопот. К тому же Вы совершенно не думаете о своей жене и детях, которые играют за этим окном, они будут обязаны поехать за Вами.

Сан Гуан собрался с силами и двинул своё мощное тело к выходу:

– Я вынужден идти к императору и доложить ему, что меня шантажируют.

– Удачного похода. Я как раз в это время крикну охрану, и она со знанием дела легко отыщет в Ваших склянках, банках и пробирках некую запрещённую в нашем Дворце чудо – травку, которая дурманит головы всей нашей молодёжи. И вот тогда, Сан Гуан, прямой путь в провинцию умалишённых Вам обеспечен без проблем, лечите своих дураков себе на здоровье и на радость.

Сан Гуан потерял дар речи:

– Да я... я никогда этим не занимался... я... я ничего запрещённого у себя не держу... а вот Вы хотите мне подбросить эту гадость...

– Я хочу, чтобы Ваши дети всегда были счастливы во Дворце своего императора и никогда не знали о той ужасной провинции, где папа Сан Гуан хоть завтра уже приступит к работе. Я хочу, чтобы охрана у Вас ничего не нашла, потому что Вы – Добрый, Большой, Белый и Чистый, а можете стать грязным птичьим гуано на тростниковой палочке. Быстро мне бумагу, быстро.

Губы Сан Гуана затряслись...

Скрестив ноги и сидя в своей уютной библиотеке на толстом ковре, император внимательно изучал страницу большого раскрытого фолианта. Прочитав про себя одну из выбранных строк, он решил повторить её вслух:

– "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".

Было видно, что фраза ему очень нравилась, он повторил ещё раз:

– "МУДРОСТЬ И ДОБРОДЕТЕЛЬ ПРЕОБРЕТАЮТ НОВЫХ ЛЮДЕЙ".

Бамбуковая штора зазвенела, и вошла Чау Лю, держа белый лист рисовой бумаги, исписанный красными иероглифами. Она подошла к императору, села рядом и смело положила перед ним заключение Дворцового лекаря.

– Уже? – подозрительно тихо спросил император, приподняв лист бумаги.

– Уже, – подтвердила она, – я, наконец, завершила это неприятное дело.

– Мне читать? – спросил император.

– Читай.

– Вслух?

– Хочешь – вслух, хочешь – про себя.

– Мне что – то хочется вслух, – он слегка дёрнул лист бумаги, выпрямил и стал читать. – "Его Императорскому Величеству от

Главного Дворцового лекаря, сего дня и полчаса тому назад написанное. Понимая всю серьёзность вопроса, возложенного на меня императором, и получив лично из рук Главного Министра Чжоу Дуня два экземпляра продукта, я подверг то и другое тщательным лабораторным исследованиям, произведя тончайший анализ старого продукта и нового, который Главный Министр Чжоу Дунь искусственно вызвал в личной комнате. Со всей ответственностью своего профессионального навыка берусь сделать вывод, что два указанных продукта ничего общего друг с другом не имеют. Более того, ПЕРВЫЙ напоминает сходство с неким растительным веществом типа дикого ириса, перемешанного с мыльными хлопьями старого риса, а ВТОРОЙ явно подтверждает своё отношение к естественной субстанции человеческой жизни.

Главный Дворцовый лекарь Сан Гуан".

Император выпустил из рук бумагу, очень просто и спокойно сказав:

– Понятно, тут и нечего обсуждать: Май Цзе по – прежнему больна, а Главный Министр невиновен.

– Это всё, что ты хочешь сказать? – удивилась Чау Лю, желая слышать о наказании Май Цзе и поощрении Чжоу Дуня.

– Ах, да – а... – спохватился император, – ты права, чуть не забыл... Я тут заглянул в хранилище фолиантов, взял себе почитать один том, и вдруг вижу: на полу валяется твоя оборванная золотая цепочка с золотым драконом, надо же.

Чау Лю заметно растерялась, и рука машинально поднялась к груди.

– Ой, император, как же я Вам благодарна! – она вышла из трудного положения. – А я – то обыскалась, всё перерыла, нигде не найду! О, ВЕЛИКИЙ БУДДА!

– Вот он, держи – держи, – император протянул ей дракона.

– Я вспомнила! Я недавно тоже была в хранилище, хотела взять нижний фолиант... с нижней полки... и должно быть сильно нагнулась, а дракончик с цепочкой наверно обломился и выпал! Да – да!

– Да – да, – иронично поддержал император, – когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь...

Я допечатал последнюю фразу, и она мне очень понравилась: "когда ещё раз захочешь побывать в хранилище, смотри осторожней: так сильно не нагибайся, а то все мои подарки растеряешь... ".

Мои губы, словно губы самого императора, иронично прошептали:

– . .. так сильно не нагибайся, а то...

Я оторвался от ноутбука и увидел через распахнутую дверь как Наталья старательно мыла пол террасы: концы пёстрой домашней юбки были подняты за пояс и оголяли длинные стройные ножки вместе с белыми трусиками в красный горошек, а упругое быстрое тело перегнулось вниз, и руки с мокрой тряпкой усердно скользили вправо – влево, и заманчивая попка легко вращалась из стороны в сторону.

Я заёрзал на стуле как озабоченный пятиклашка и громко сказал:

– . .. так сильно не нагибайся, а то...

– Что – что? – не поняла Наталья и словно нарочно выгнулась ещё сильней.

– Замри! Я лечу! – и меня сорвало с места и понесло на террасу.

Мои пижамные штаны вмиг слетели, её трусики разом упали, и я в долю секунды уже прилип к Натальиной попке, крепко обхватив атласные бёдра.

– Ко... Ко – о – сти – и – ик! Ай – ай – ай!

– Натаха! Ой – ой – ой!

Стол, за который держалась Наталья, скрипел и шатался.

Она визжала.

Я бесился.

Когда адские силы всё же иссякли, Наталья скользнула от меня, опустив юбку, и пулей помчалась по лестнице в ванную комнату.

– Ну, мы и дали! – озорно и весело крикнула она. – Как с голодного царства!

Я задрал пижамные штаны и словно натруженный паровоз выпустил изо рта горячий пар, заорав во всю глотку:

– Уф – ф – ф – ф!!! Хорошо – то как, Натаха!!! Чёрт возьми!!!

– Уж так хорошо, что жить хочется!!! – ответила она и скрылась наверху.

Меня приятно шатало, я неровным шагом вернулся в комнату, добрался до дивана и упал на него:

– Чёрт возьми, хорошо – то как!!! Лю – ди – и – и, как же хорошо!!!

И пьяный от любви я стал громко и бесшабашно декламировать:

"ПОД РАКИТОЙ, ОБВИТОЙ ПЛЮЩЁМ,

ОТ НЕНАСТЬЯ МЫ ИЩЕМ ЗАЩИТЫ!!!

НАШИ ПЛЕЧИ ПОКРЫТЫ ПЛАЩЁМ,

ВКРУГ ТЕБЯ МОИ РУКИ ОБВИТЫ!!!

Я ОШИБСЯ – КУСТЫ ЭТИХ ЧАЩ

НЕ ПЛЮЩЁМ ПЕРЕВИТЫ, А ХМЕЛЕМ!!!

ТАК ДАВАЙ ЖЕ СКОРЕЙ ЭТОТ ПЛАЩ

ПОД СОБОЙ НА ДВОИХ МЫ РАССТЕЛЕМ!!!".

– Люди!!! – орал я в потолок и казалось, что ору на всю Вселенную. – Стелите под себя плащи, стелите!!!

– Народ, делай как мы, делай лучше нас!!! – раздался Натальин голос, и тапки быстро зашлёпали вниз по ступенькам.

– У них никогда не получится так, как у нас!!! Натаха, иди ко мне, приляг немного!!!

– Какой "приляг", Костик? У меня по дому столько работы.

– Да ладно, "работа", а трусики тут же сбросила и про работу забыла.

– Вот хулиган, ведь сам же первый налетел сзади и сам же первый свои штаны скинул.

– Ладно – ладно, иди сюда, приляг на секунду, прошу тебя.

– Только на секунду, – она подошла, плюхнулась на диван, положила мне руку на грудь и чмокнула в щёку.

– Натаха, а как там на воле?

– На дворе что ли?

– Ну да.

– На дворе двенадцатый час дня, пасмурно, скоро настоящая зима, скоро снег выпадет, надо все саженцы и деревья тепло обвязать.

– Да брось ты "снег", рано.

– Пора, Костик.

– Слушай, чего спросить – то хочу: мы тут веселимся, орём – кричим... а они там, небось: милицию вызвали: как думаешь, могут вызвать?. .

– Боишься?

– Я ничего не боюсь: кроме молнии, она действительно вызывает у меня какой – то панический страх: она не щадит даже людей: ясно?. . Я просто спросил: как ты думаешь?

– Ясно, Костик. Мне не хотелось заводить об этом разговор, но если сам начал... я думаю, что могут вызвать, особенно Юрий Семёныч. И если приедет милиция, то на лицо откровенное издевательство над личностью: злостное физическое унижение – голыми ногами в кадушки с горохом, абсолютно садистский способ завязыванья рук и ног за спину в один узел, явная пытка. Если конкретно – преднамеренный сговор нескольких лиц в организованном преступлении. Это может быть МЕСТЬ, это может быть ВЫМОГАТЕЛЬСТВО ДЕНЕГ, это может быть ЗАХВАТ ЗАЛОЖНИКОВ, это может...

– Достаточно, экзамен в институт ты сдала.

– Погоди – погоди, – загорелась Наталья своим любимым предметом, – ещё одно: если ко всему прочему Ольга повредит свои спортивно – балетные ножки, то...

– Хватит, ты с таким наслаждением объясняешь все ужасы уголовного дела:

– Но ты же спросил.

– А ты ответила. И всё, достаточно.

– А можно последнее и самое главное, два слова?

– Ну, хорошо – хорошо...

– Самое главное это – их заявления. Вызов и приезд милиции это – только полдела. Если не будет заявлений, то никакая милиция ничего делать не станет. Я, например, уверена, что Юрий Семёныч напишет, а вот Ольга вряд ли. Вот здесь и начнётся.

– Что начнётся?

– Пока оба потерпевших не напишут, ничего не сдвинется с места.

– Натаха, мне как – то наплевать – кто будет писать, а кто не будет, клянусь тебе. Мне настолько осточертела вся эта история, что хочется нормальной жизни и нормальных отношений. Хочется утром проснуться и видеть рядом любимого человека, которого можно обнять и поцеловать с величайшим блаженством, – я повернулся к ней, обнял и нежно поцеловал в губы, а потом прошептал. – Мы должны с тобой жить и наслаждаться жизнью. А то, что спросил про милицию, так это ради писательского интереса: что будет дальше? как поведут себя люди? как отреагируют? куда кинутся? куда бросятся? что у них на уме? понимаешь?

Её большие губы зашевелились совсем близко от моих глаз:

– Понимаю. Ты же писатель, тебе надо всё прочувствовать, до всего докопаться, очень сильно себя изнервировать, перевернуть себя с ног на голову. Творческие люди, наверное, без этого не могут, – и она хмыкнула.

– Наверное не могут: А по поводу "потерпевших" вот что: они сейчас круто помучились, пострадали за свой подлейший обман, а пройдёт всего несколько дней и такая радость охватит обоих, и все болячки разом пройдут именно оттого, что я наконец – то оставил их в полном покое.

– Вау! – вскочила Наталья и даже перепугала меня. – Ой, настоящий снег пошёл! Гляди! Зима!

Я резко повернулся, поглядел на окно и увидел большие мохнатые хлопья.

– Точно, вот теперь вижу – наступает зима.

Снег опускался бесконечным сплошным покрывалом, застилая не только дачный участок, а должно быть и всю Вселенную...

Юрий Семёныч открыл входную дверь и грустно сообщил с порога:

– Настоящий снег пошёл...

Ольга с больным бледным лицом вышла из кухни, опираясь на костыли, её ноги двигались как поленья и совершенно не сгибались.

– Да, снег – снег – снег: – мрачно протянула она, застегнув молнию на спортивной кофте. – Зима на носу:

Он тут же вспомнил классику:

– Коротконосый Денис Давыдов прибежал к длинноносому Багратиону: "Ваше Сиятельство, французы на носу!". Багратион ответил: "Смотря на чьём носу, Денис! Если на твоём, то мы опоздали, если на моём, то мы ещё успеем!". Александр Сергеич Пушкин.

– Ты хочешь сказать, что твой нос длинней моего, и мы успеем подготовиться к зиме?. . – тем же тоном спросила Ольга.

– Нет, я ничего подобного сказать не хотел. Это – вообще, и никаких частностей. А потом, чего нам готовиться? У нас всё есть, – он скинул кожаный плащ, кожаную кепку, сбросил ботинки, нацепил тапки и заковылял в ванную комнату, слегка хромая, однако ноги его успешно сгибались.

– Надо бы заварить чайку покрепче, – сказал он, – там две пачки Индийского чая, правда, не знаю... чьи они...

– Я уже заварила, ты об этом просил перед самым уходом.

– Неужели? Чёрт возьми, как постоял на этом горохе – башка совсем дырявой стала.

Он открыл воду в ванной комнате и стал мыть руки.

Ольга осторожно развернулась и потащила свои ноги обратно на кухню, резко включила электрический чайник и под ровным прямым углом опустилась за кухонный стол, прислонив костыли к стенке.

На столе стояли две чашки, толстый заварной чайник, широкая стеклянная банка мёда и две пачки Индийского чая из утренней росы, одна из которых была открыта.

Юрий Семёныч неспешно вошёл и сел напротив Ольги.

– Достань мёд, – попросил он.

– Он же на столе. Что с тобой?

– Со мной?. . Ах да, на столе... Со мной что – то неладное, потому что всё время думаешь об одном и том же, и ничего не видишь, чёрт возьми.

Чайник вскипел, и Юрий Семёныч сам разлил по чашкам заварку и кипяток.

– "Об одном и том же" это – участковый? – уточнила Ольга.

– Да, это – участковый, это – наше унижение на горохе, это – твои искорёженные ноги и твоё заявление, – ответил он, зачерпнул мёд большой ложкой, отправил в рот и сделал два шумных смачных глотка вкусного Индийского чая из утренней росы.

– А – а – а... – догадалась Ольга, – ты всё – таки написал?. .

– Да, не смотря на твои просьбы, я прямо сейчас в кабинете участкового взял и написал заявление, и теперь очередь за тобой.

– А как же твоё честное мужское обещанье подумать, всё взвесить и пока ничего не предпринимать?

– Я действительно подумал, всё взвесил, но не один, а вместе с участковым милиционером и решил немедленно написать, отбросив подальше своё обещание, потому что оставлять безнаказанным такое злодеяние я всё – таки не могу, моё человеческое достоинство мне не простит этого.

– Замечательно, какие красивые слова, может ещё найдёшь парочку? – она медленно мешала ложкой горячий Индийский чай из утренней росы.

– Найду, потому что существует такое понятие, как право человека на жизнь. Потому что любое преступление против личности человека должно быть обязательно наказано. Потому что жестокое посягательство на

человеческое "Я" не входит ни в какие рамки современного цивилизованного общества. Потому что твоя тонкая душа и твои красивые ноги не достойны такого мучительного испытания... между прочим, мои душа и ноги тоже.

– Ой, Боже, как же всё это пахнет нафталином старого шкафа: а я почему – то надеялась, что участковый тебе скажет другое, что – нибудь посвежее.

– Что здесь может быть свежее, Оля?

– Ну как же, вот это, например: "Граждане влюблённые, не выносите грязное бельё на улицу! Разберитесь сами в своих семейных проблемах! И вообще лучше разбегитесь по разным сторонам, Костик забудет вас, вы забудете Костика, и живите, как хотите! Виноваты все в равной степени: вы жестоко обманули Костика – Костик жестоко наказал вас! Всё!".

– Оля, участковый так говорить не может и не должен, потому что он профессиональный милиционер, а милиция получает деньги за то, что постоянно обращается к уголовному кодексу и наказывает неблагонадёжных.

Юрий Семёныч снова опустил ложку в банку, зачерпнул мёд, съел и запил уже тремя шумными и смачными глотками вкусного Индийского чая из утренней росы.

– И потом, Оля, что за дурацкая привычка оставлять в жизни всё безнаказанным? Если ты не напишешь заявленье, я сам накажу этого подонка. Хороша будет жизнь: всё время вспоминать, как с тебя стянули штаны, посадили на горох голыми ногами, обвязали как свинью перед закланьем, облили морду сладким шампанским, а ты после этого ничего не предпринял.

– Ну – ну, и как ты накажешь "подонка"?

– Подвешу за ноги в дремучем лесу и головой – в муравьиную кучу.

– О, Боже, один – на горох, другой – в муравьиную кучу.

– Оля, давай серьёзно. Юридически ситуация такова, что милиция не в силах открыть дело и привлечь "нашего Костика", пока не будет заявления с твоей стороны как второго потерпевшего, одного моего заявления недостаточно. И ты не должна с этим тянуть – получится, что мы просто морочим милиции голову.

– Ладно, не будем морочить, тебе надо немедленно пойти и забрать заявление.

– Оля, я не буду забирать заявление, это ТЕБЕ надо немедленно пойти и написать.

– Ладно, – покорно сказала она, – завтра же пойду и напишу, что мы сами попросили связать себя по рукам и ногам и посадить на горох, чтобы искупить перед честным Костиком свою вину.

Она зачерпнула ложкой мёд, отправила в рот и запила жадным глотком вкусного Индийского чая из утренней росы.

– Ты соображаешь, о чём сказала? Я понимаю – можно шутить, веселиться, вспоминая известный "Пир во время чумы", но зачем повторять этот классический мазохизм? Если ты действительно так напишешь, то поднимешь себя на смех в глазах участкового.

– Мне наплевать, куда я себя подниму. Я не только напишу, а дам ему совет заняться более важными делами: в районе столько откровенной преступности и малолетней проституции, что отдавать свои милицейские силы любовным мелодрамам недопустимо.

– У тебя всё в порядке с твоим рассудком?

– Абсолютно. Особенно после того, как ты не сдержал слово. Меня теперь просто подмывает во что бы то ни стало докостылять завтра до нашего участкового.

Юрий Семёныч тупо уставился на Ольгу, вслепую протянул руку за открытой пачкой Индийского чая, потом нарочито близко поднёс к своим глазам и вкрадчиво прочитал:

– "Чай Индийский, г. Краснодар". Удивительно вкусный чай из Индийской провинции Краснодар. Тебе не кажется?

Она прекрасно поняла, что Юрий Семёныч иронизирует не по поводу "Индийской провинции Краснодар", а насмехается над ней.

– Кажется, – ответила она, глядя на него как на дурачка, – такой аромат чая мне ещё никогда не попадался.

– Да – да, – подхватил он, – аромат. Мне тоже очень нравится. И сколько же граммов аромата в этой пачке? – он покрутил её в руках, резко поднял глаза на Ольгу и ответил. – В этой маленькой пачке сто пятьдесят граммов АРОМАТНОГО достоинства, а в тебе нет и грамма ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО. Тебя на долгие месяцы лишили любимой гимнастики, зарубежных соревнований, единым махом зачеркнули Эль – Фуджейру...

– Что – что? – оборвала Ольга. – Я не поняла последних слов... С гимнастикой действительно придётся подождать, и то я надеюсь быстро войти в норму, но причём здесь Эль – Фуджейра?. . – её глаза растерянно забегали по его лицу.

Юрий Семёныч разом допил чашку до дна, с удовольствием причмокнул и сказал:

– Ты что, решила ехать туда на костылях и в таком виде принимать египетских бизнесменов на моей выставке? Или с этими деревяшками ты хочешь участвовать в открытии нашего египетского офиса, или в открытии моей школы Живописи и Ваяния?

– Но... до поездки ещё две недели...

– Полторы.

– Пускай полторы! Юра, я займусь интенсивной терапией, и буду ходить на неё день и ночь, но в Эль – Фуджейру я поеду! Юра, как же так?! Ты что?!

– Оля, пустые хлопоты, ты же не ребёнок! Ты поставлена перед фактом долгой и нудной болезни, и скажи за это спасибо Костику! Даже если через полторы недели ты бросишь костыли, нормально двигаться ты не сможешь, а в таком важном деле, которое пахнет очень хорошими деньгами и реальной перспективой, хромые девушки моему шефу не нужны, да и мне тоже! Увы, но тебе придётся забыть об этом проекте!

Ольга секунду помолчала, глаза покрылись влажной поволокой, рот стал медленно приоткрываться, и она понимающим тоном проговорила:

– А – а – а – а... ты ставишь условие... ясно... Мне значит надо написать обвинительное заявление на Костика, милиция Костика сгноит, и только тогда я поеду с тобой в Эль – Фуджейру?. .

– Какая глупость! – вспылил Юрий Семёныч. – Я таких мерзких условий не собираюсь ставить! Заявление остаётся заявлением, а поездка – поездкой, и никакой связи между ними нет! И если бы ты осталась со здоровыми ногами, но отказалась писать заявление, ты бы всё равно поехала со мной, глупышка! Ты что, считаешь меня подлецом?!

– Я... мне... мне трудно понять ход твоих мыслей, а в голову к тебе не влезешь... может это действительно есть твоё условие, и ты его скрываешь, а выдаёшь за мою глупость... в этой идиотской ситуации настолько всё запуталось...

– Я спросил: ты меня считаешь подлецом?!

– Нет! И я поеду в Эль – Фуджейру!

– Езжай, кто тебе не даёт! Давай купим тебе отдельный билет, и езжай, отдыхай, лечись! Но в моём бизнес – проекте ты не можешь участвовать! Всё!

Он налил себе ещё заварки, плеснул кипятку и зачерпнул мёду.

– А с кем же ты поедешь?! Я знаю, что без женщины тебя не пустят!

– Откуда ты знаешь?!

– Твой шеф сказал!

– Вот болтун! Небось, заигрывал с тобой?!

– Не только он!

– Немудрено!

– Ты не ответил, Юрий Семёныч, с кем поедешь?!

– Буду искать с кем поеду! И говорю тебе об этом откровенно: буду искать! Для меня это вопрос жизни и смерти, потому что вся затея может накрыться медным тазом! Ты понимаешь или нет, что наконец – то возникло прекрасное дело, которому я могу отдать за границей все свои профессиональные силы, и в котором ты могла бы тоже участвовать, не бросая своей спортивной гимнастики, а сочетая то и другое, и мы нашли бы с тобой вариант как это сочетать! И что теперь в результате – пойти и поклониться до пояса "нашему Костику"?! Ты же через неделю в лучшем случае только начнёшь учиться сгибать колени!

– Юра, клянусь, я войду в норму ровно через неделю! Этого не может быть, чтобы я не поехала!

– Перестань! Я вынужден искать кого – то другого! И не думай, пожалуйста, что это изменит наши с тобой отношения! Я любил, люблю, и буду тебя любить, но дело есть дело!

Ольга хотела зареветь, скорчив кислое лицо, но сдержалась и только прокричала:

– Ну и, пожалуйста, ищи другую! Ищи – ищи! Мне от тебя не надо никаких отношений и никакой любви! Я сейчас выпью весь этот заварной чайник, мне станет плохо, и я умру у тебя на глазах! – и потянулась к маленькому пузатому чайнику.

Юрий Семёныч успел двинуть его в сторону и ударил ладонью по столу:

– Прекрати детский сад! Тебя же стошнит от этого чифиря, и все таблетки пойдут насмарку! Ты не просто ребёнок, ты – какая – то дура безмозглая!