Глава тридцать вторая.

Проснулась я от разбившейся новогодней игрушки. Знаете, такой глухой мини взрыв — вакуумный. Его ни с чём не перепутаешь. Да, это был стеклянный шарик! Один из моих любимых. В детстве, я их столько перебила, что отлично помню, как они лопаются.

В чемодане со старыми ёлочными украшениями осталось только два красных шарика и один синий. Обязательно, разбился синий, — не красный, потому что именно он, синий, последний, что вешала на ёлку моя мама вместе с папой. Ещё на прошлый Новый Год был желтый, и два красных, один синий, я уронила именно его — желтенький! Теперь разбился синий, со снежинками, точно. Остались только красные.

Я откинула одеяло, соскочила с кровати и, босяком, понеслась в зал. Мне так хотелось удостовериться, что вдребезги разлетелся синий, а не красный.

Какие глупости, скажете вы? Да, вам-то что! Вас же не связывали с детством именно эти незатейливые новогодние украшения! Лопнул не просто шарик, порвалась ещё одна ниточка, по которой я, канатоходкой в новогоднюю ночь, возвращалась в незабываемые детские впечатления.

— Простите, Татьяна Сергеевна! — подбирая с пола осколки, и поднимая на меня свои распахнутые глаза, сказала Настя. — Я нечаянно задела его. Нитка оборвалась.

Разбился красный шарик. Я так обрадовалась. Не представляете!

Лёша кинулся помогать Насте, собирать мелкие, блесками, осколки, но почему-то остановился, замер.

— Что? Что-то не так?! — спросила я обоих.

— Всё так, Тань, — услышала я голос выходящей из кухни Сони. — Просто, ты обнажена.

Лаская, она пропустила ладонь по моей талии, животу и прикрыла «огонёк».

— И ослепительно красива. Да, Настя?

— Конечно, Софья Павловна...

— А ты, Лёша? — прижимая меня к себе, спросила Соня.

— Что, я?

— Разве ты не согласен со мной, Настей?

— Согласен...

— Это надо пылесосом... — проговорила я словно речь шла о ком-то другом. — Настя... не порежься...

Мне было приятно. Комплименты, комплементы... Стыд? Да что вы! Ведь разбился красный шарик! Теперь у меня хоть их всего два осталось, но зато разные. Я повернула голову к Соне и легким чмоком поцеловала в теплые губы.

Настя у меня в гостях! Интересно с вечера или утром пришла? Да, ладно... Из кухни пахло чем-то соблазнительно вкусным. Давно я не просыпалась в таком прекрасном настроении...

— Лёш, ну, чего стоим? Пылесос в маленьком коридоре...

В зале, макушкой под самый верх, стояла пышная, нарядная ёлка! Шторы на окне распахнуты. После шедшего всю ночь снега, видимо, ударил мороз. Через витиеватый узор на замершем стекле, теперь сияло зимнее солнышко. На улице оно было холодным, но в комнате тепло, оно переливалось на серебряном дождике, что мы с Соней набросали к потолку и на том дожде, который, словно изморозью, кутал хвойные иголки.

Я и не подумала одеваться. Пропустив Лёшу за пылесосом, словно балерина, на пальчиках, пробралась через осколки стеклянной игрушки к ёлке и захлопала в ладоши.

— Сонь! Это просто сказка!..

— Настя постаралась...

— Спасибо тебе, Настенька!

— Мне Лёша помогал, — ответила она.

— И ему спасибо! Всем... Тебе, Соня, особенно...

— Мне?.. Мне на кухне спасибо скажешь...

Я закинула вверх голову, втянула носом запах дома, хвои, — счастья.

Девчонки! Вы не представляете, как мне всегда хотелось устроить хоровод вокруг ёлки! Вот так! Без ничего!

Помню, как-то под Новый Год, лет в десять, родители получили путевку в санаторий. Летом же, в деревне страда! В общем, они уехали на две недели, оставили меня с тёть Тамарой. Она обкормила меня апельсинами и уложила спать.

Как я сопротивлялась! Тогда по секрету она мне сказала, что своими капризами, я разрушаю её любовь. Накрыла меня одеялом и пообещала к утру быть со мной. Я долго не спала, дулась, то на неё, то на себя, — дулась, что эгоистка. Даже поплакала, но всё же уснула.

А утром тёть Тома вернулась, расцеловала меня, подняла с кровати голенькую, — она приучила меня так спать, и подвела к ёлке, что сверкала новогодним нарядом.

Печь была жарко натоплена, солнечный морозный день просился в окна. «А разве можно, без платья, трусиков?», — спросила я. «Сегодня можно!», — ответила она и снова меня расцеловала. От неё пахло духами, вином и любовью. «А хочешь, я тоже разденусь, вместе хоровод поводим?», — нашептала она мне.

Это был самый красивый Новый Год моего девства. Обнаженными, мы долго плясали вокруг ёлки, смеялись от восторга, пели песни.

Любовь тёть Томы, что забрала её у меня в ту новогоднюю ночь, закончилась через месяц, но тогда, она об этом ещё не знала, прямо светилась вся, изнутри, делясь со мной сеянием глаз и теплом влажных губ. Учила меня целоваться...

— Настя, раздевайся, поймаем Таню под ёлкой.

— Ты чего?! А Лёша? — округлила я глаза.

— Да, Лёша!.. — ответила Соня и улыбнулась.

— Нет, девчонки, — снова проговорила я, — мечта не должна так быстро сбываться. Надо её поносить, вот здесь.

Я ласково огладила себе левую грудь.

— Пока она не опустится ниже? — подмигнув Насти, продолжила за меня Соня.

— Соня!!!

— Всё, всё!.. Я на кухню. К нам приближается Лёша... с пылесосом.

— Я с тобой!..

Так же, на пальчиках, я пробежала, минуя мелкие осколки новогодней игрушки, внимательно смотря под ноги, и столкнулась с Лёшей. Он нашел орудие быстрого всасывания, и спиной заходил в зал, занося гибкий шланг, — присоединенные к нему две секции трубы и массивную щетку.

Эта конструкция у меня была не разборная, она всё время рассыпалась в самое неподходящее время, пока дальнобойщик не закрепил её, намертво. Про дальнобойщика — сейчас вспомнила, тогда я просто уткнулась в спину Лёши своими небольшими грудями и почувствовала — хочу в туалет...

— Вы тут как-то сами, Насть... — бросила я, огибая Лёшу, пылесос. Стараясь, затвердевшими сосками, больше ни к чему не прикасаться.

Не хватало, чтобы я прямо в прихожей сикнула, так приятно у меня там стало! Поджала либидо, захлопнула шлюзы насколько смогла. Хотела протиснуться в маленький коридор, но перед глазами мелькнула массивная щетка в руках Леши, насаженная на трубу, — меня вынесло на кухню, где колдовала Соня.

На столе стояли тарелки с нарезанными свежими огурцами, помидорами, лимон в сахаре, закипал электрочайник. На плите, суп из стручков зеленой фасоли навивал аппетит.

Я не удержалась, украла один ломтик огурца.

— Тань, иди в ванную! — заворчала Соня.

— Сейчас... Ты Насте позвонила?

— Нет. Она сама пришла... К Лёше...

Соня подошла, обняла меня.

— Ты меня сильно не трогай. А то я расплескаюсь...

— Так иди, чего огурцы воруешь?

— Сонь, спасибо тебе за вчера...

— Вспомнила. Давай, беги, да за стол будем садиться. Халат, тапочки — в ванной...

И кто в этом доме хозяин, точнее хозяйка?

— Хлопни меня по попе... — неожиданно попросила я.

Для себя, неожиданно, а для неё... не знаю...

— Танька!..

Соня оглянулась. Настя с Лёшей были в зале. Они нас не слышали, пылесос гудел, словно самолет на взлете.

— Сикнешь...

Дожевывая огурец, я вобрала, ноздрями, воздух, закрыла глаза.

— Выдержу, Сонь, давай!

Она хлопнула. Тепло потекло по всему телу, я поджала клитор.

— Ещё разок!

— Сумасшедшая...

— Будешь хлопать?! Нет?

— Буду...

Второй хлопок её ладошки, был сильней первого. Обжог...

— Ещё разочек, Сонь... — я зажмурилась.

Третий удар ладонью по моим уже горевшим огнем ягодицам был от всей души.

— Всё, целую...

Я понеслась в туалет. Еле успела закрыть двери. Присела и расслабилась.

Это был полнейший улет тела за душой или души за телом. Раньше, когда я была ещё невинная девушка, на вопрос: «Почему она позволяет парням бить себя по попе?», — тёть Тамара мне говорила, что я ещё глупышка и не знаю такого наслаждения, но я ей не верила.

Дурочкой была, — сделала я вывод, под журчание мощной струи об унитаз...

После завтрака, точнее, если судить по времени, вегетарианского обеда, Настя утянула Лёшу гулять.

Соня сделала несколько нужных или важных звонков, пока я мыла посуду и мы пошли валяться на кровати. До моей, последней в этом году, смены было ещё четыре часа, куда-то идти было не охота. Я вообще удивляюсь, сколько в Соне сил, только по глазам было видно, что и она тоже устала. Лежали в домашних халатах. Она на спине, я рядом — на животе.

— Сонь...

— Да — в полудреме ответила она.

— Расскажи мне о своем муже...

— Зачем, Тань? У него уже дано своя жизнь.

— Тогда про детей...

— У них тоже...

— А у меня нет детей, Сонь

— Ладно, про детей расскажу, но не сегодня...

— Сонь, у меня мог сейчас уже быть сын. Такой как Лёша!

— Нет, такой как Лёша — не мог.

— Почему?

— Ты его хочешь...

— И вовсе нет!

Я перевернулась на спину и подлезла к Соне, легла на её руку. Она прижала меня к себе.

— А твой деверь?..

— Деверь и деверь... Тань, мне надо уехать, дня на два.

— Как?! Куда!..

— В Москву... К мужу...

Я отвернулась.

— Ты пока с Лёшей разберись, ладно?

— Что мне разбираться?!.. К Новому году вернешься?

— Вернусь...

Я снова повернула к ней голову.

— Сонь, мне ты нужна, не Лёша...

— А ты мне...

Я с наслаждением припала к ней губами. Она распахнула мой халат и стала опускаться ниже. Её губы обласкали мои груди, живот. Я замерла, когда Соня захватила ими мой клитор, стала посасывать. Я попыталась ответить лаской рук, пальцев, но всё расплылось перед моими глазами, веки сомкнулись, выдавливая из моих глаз слезы счастья, на порозовевшие наслаждением щёки.

Облизавшись остреньким кончиком язычка, я встрепенулась и прогнулась.

Прошептала:

— И ты мне нужна, Сонь.

И закричала больше не сдерживая себя...