В «свадебное путешествие» они отправились, утряся все дела, уже на следующее утро: Ларка в машине Ивана, Маша в своей. То, что Маша, выйдя во двор, молча пошла не к его, но к своей машине, было оценено Иваном по достоинству: значит, женушка, в общем, не возражает против его мысли о том, что перекуры могут понадобиться и ей. Или – хочет обеспечить им всем лишнюю степень свободы, раз уж его машина будет под рукой не всегда? Посмотрим...

В усадьбе Лариска, едва машина остановилась на ведущей к дому дорожке, сделала то, что, кажется, всю дорогу пристраивалась сделать на ходу, но под строгим взглядом дяди Вани не решалась: закрыла глаза и потянулась губами к губам сидящего за рулем Ивана, по-хозяйски запустив при этом руку ему в штаны. Иван смешливо охнул: «Ларка, ну, дай хоть из машины-то выйти!» Ларка дала ему пару секунд, использовав это время для того, чтобы сорвать с себя одежки и оббежать вокруг капота. Уже голенькая, в одних кроссовках на босу ногу, прижала собой дядю Ваню к теплому боку джипа, поцеловала и уселась перед ним на корточки, потянув с него спортивные штаны вместе с трусами.

Иван засмеялся: «Хоть ворота закрой!», младшенькая заполошно обернулась к выезду из усадьбы, и тут в воротах появился нос чуть приотставшей от них Машиной машины. Махнула рукой, громко, как испуганная змейка, прошипела возбужденно: «Мама закроет!», и со страшной силой затянула себе в рот вполне готовый к этому мужской причиндал. Иван, с трудом сдержав стон удовольствия, обернулся к выходящей из машины Маше и развел руками: что, мол, с этой юной нимфоманкой сделаешь? Жена, с трудом сдерживая смех, махнула на них рукой и пошла закрывать ворота. А закрыв, подошла к ним вплотную, потянувшись через делающую свое дело внизу Ларку, несильно поцеловала мужа в губы и, прижав свои губы к его уху, шепнула, ерничая: «Хоть хорошо сосет?» Иван, изобразив секундную задумчивость, воровато глянул вниз: Ларка не слышит? Младшенькой, судя по тому, как она терлась попой о мамины ноги, было совсем не до того, чтобы прислушиваться к происходящему вне ее ротика. Не особо скрываясь, он не менее ехидно шепнул в ответ: «Ты лучше!», глянул вниз, под Машу, - Ларка, похоже, не услышала крамолу, - и потянул с жены вверх сарафан.

Остальное Маша сняла с себя уже сама, в доме, куда она ушла совсем ненадолго, принеся заодно оттуда старую диванную подушку. Пробормотав: «Что-то вы долго, Ларка, ты ж устала так сидеть, наверное», заботливо подсунула ее под колени по-прежнему сидящей на корточках Лариски, - младшенькая, не выпуская дядю Ваню изо рта, приветствовала такое дело громким «Чмок!» и, забавно перевалившись, тут же встала в предложенную мамой позу, - еще раз поцеловала закинувшего от удовольствия голову наверх Ивана, после чего, сложив руки в то место, где у одетых женщин подол, уселась на скамейку сразу за Ларкиной спиной и принялась, иногда то ли обещающе, то ли с завистью поглядывая на наслаждающегося мужа, любоваться тем, что китайцы образно называют «игрой на флейте».

Впрочем, Лариска китайским канонам не следовала. Движениям ее головы скорее соответствовали бы не тихие, ласковые флейты, но хэви-металлические барабаны, а потому выдоила она не ставшего упираться дядю Ваню быстро. Задыхаясь, отвалилась от Ивана назад, упала попой на траву, по инерции еще поерзала, глотая остатки, вытерла губы тыльной стороной ладони и выдохнула. Подняла шалые глаза на Ивана, хотела то ли спросить «Ну, как?», как она это делала после своего сольного номера почти всегда, то ли просто сказать «спасибо», - но увидела, как дядя Ваня с мамой смотрят друг на друга, и промолчала. А дядя Ваня сделал шаг вперед и подал маме руку:

— Иди сюда, Машунь...

Маша неуверенно приподнялась:

— Вань... Ты ж только что...

— Как ты там говорила, милая: «С тобой – завсегда и хоть в ноздрю?» - тихонько засмеялся в ответ Иван. И продолжил гипнотическим речитативом:

– Иди, лапушка, иди сюда, ведь хочешь, разохотилась, на нас с маленькой глядючи, а мне сил и на тебя хватит, и в радость будет, иди сюда, иди... Как лапушку порадовать? Ротиком лапушка хочет, ротиком, ну, вставай на коленочки, как маленькая стояла, ты ей подушку принесла, умничка, хорошая моя, возьми его, возьми, только чуть поиграешь, он встанет, ты же знаешь, как он любит у тебя вставать, хорошая моя, ласковая, Машенька... Вооот, вооот!

Эти «Вот!» были уже не речитативом, но едва ли не воплями восторга: Маша, приподняв ослабевший после разрядки в Ларкином ротике аппарат, тихонько обнажила закрывшуюся было головку, немного поразглядывала ее, будто оценивая, хорошо ли Ларка навела там глянец, смачно поцеловала и решительно взяла ее в рот. Выпустила, обернулась к Ларке: «Ууууу, шпана! Всю обслюнявила! Вот больше не дам, будешь знать!», и занялась делом всерьез. А Ларка, хихикнув, тихонько пробормотала: «Ну да, не дашь! И вообще, не твое, а дяди Ванино!» и, кажется, сама испугавшись собственной наглости, с трудом оторвала попу от газона, пересела на лавочку, туда, где сидела Маша, и там на какое-то время затихла, а потом, заоблизывавшись, подошла к маме сзади и принялась, заглядывая к месту соития, почесывать ей спину, постепенно спускаясь все ниже. На почесывания Маша одобрительно уркнула, но когда Лариска попыталась залезть ей между ног, недовольно завертела попой. Настаивать младшенькая не стала: чуть подняв руки, она прихватила ладонями мамины груди, умостила сосочки между пальцами и принялась их ласкать, одновременно слегка потираясь своими сиськами об мамину спину. Такой вариант Машу, кажется, устроил вполне.

Иван сквозь ресницы посмотрел вниз. Сначала на зарывшуюся носом в мамины волосы, очень довольную жизнью младшую, потом ближе, под свой живот, на медленно, с наслаждением гуляющую взад-вперед голову старшей и решил, что теперь, кажется, все в порядке: сезон безбашенного траха открыт. Женщины тут же дали ему в этом убедиться: Лариска высунула мордочку из-за Машиного плеча, повела носиком, Маша скосила глаза, выпустила изо рта причиндал, вздохнула и, не выпуская из своей руки, дала немного поиграться с ним дочке, после чего забрала назад и, блаженно зажмурившись, проглотила весь, до самого лобка.