Маша вопила не просто так. За Лариской еще толком не закрылась дверь, а Иван уже грубо подмял ее под себя, перевернул, вздернул вверх задницу, с ходу засадил в жадно зачавкавшее влагалище чуть не всю сложенную лодочкой кисть руки вместе с большим пальцем и принялся вертеть ей там, сильно лаская кончиками пальцев шейку матки. Маша, громко подвывая, дергалась, будто ее било током, глядящее Ивану в глаза отверстие попы мерцало, как черная звезда, то открываясь чуть не на полпальца, то закрываясь вновь. Не долго думая, Иван, собрав во рту слюну, плюнул на него и загнал туда указательный палец сразу на фалангу. Безжалостно растянул им дырку и, присоединив к большому пальцу средний, воткнулся ими вглубь, сразу почувствовав за трясущейся, как в лихорадке, перегородкой свою вторую руку. Нащупал через стенку шейку матки и, сильно отжав ее вперед, пальцем той руки, что была внутри влагалища, вдавился в дырочку на вершинке.

Захрипев, Маша выгнула задницу вверх, выпустила сначала из-под его пальцев в попе звучного злого духа, потом пустила на покрывало, Ивану под колени, маленькую желтую лужицу и, закашлявшись, рухнула вниз, раскидав по сторонам руки и ноги.

Иван откинулся на пятки, осторожно погладил подругу по ляжке, - Маша, не обращая на него никакого внимания, продолжала кашлять и поскуливать, - раскрыл полупопия, убедился, что там все в порядке, и залез двумя пальцами в дырочку пониже. На этот раз Маша слабо вздрогнула, он, достав пальцы, убедился, что крови на них нет, да и на ощупь у Маши там было все, как обычно, разве что очень расслабленно. Улыбнулся: «Ну, ничего. Выживет», и осторожно перевернул обмякшую подругу на спину.

Какое-то время Маша, лежа крестом, тупо смотрела в потолок, иногда вздрагивая. Наконец, вздохнула и перевела глаза на Ивана.

— Хххххы...

— Ась?

— Хххх... Сссидишь...

— Сижу, ага...

— Лыбишься...

— Лыблюсь, ага...

— Там, наверное, все в клочья...

— Где?

— Там...

— Там? – Иван, недоумевая, заглянул между Машиных ног. – Да нет, вроде, все нормально...

— Изверг...

— Ага...

— Разве можно так?

— Ну...

— Чего «ну»?

— Да вот, Машенька, думаю...

— Что думаешь?

— Еще хочешь?

Маша, приподняв голову, выпучилась на Ивана и слабо засмеялась:

— Козел... Ох, и козел...

— Ага... А то давай...

— Ваньк, ты все же изверг. Я хоть не обосралась от счастья?

— Нуууу...

— Ой...

Попытавшись повернуться и заглянуть под себя, она, охнув, завалилась обратно. Смирившись с бессилием, поелозила попой по простыне, прислушалась к ощущениям.

— Ваньк... Вроде... Мокро?

— Чуток...

— Оххохо... А ведь, вроде, мы с Ларкой поесть сделали, я специально в сортир сходила... Чуяла, чем кончится... Что ж ты делаешь, Ванька, а? Я ж спячу с тобой...

— Не спятишь. От такого не спячивают...

— Ой... А Ларка где? Под окном?

— Нееее... К себе ушла. Дрыхнет, наверно. Она сегодня встала ни свет, ни заря, да еще мы ее утомили...

— Ну да, утомили... - Маша уже довольно бодро хихикнула. – Ладно, ты меня при ней не трахнул...

— Ну, как не трахнул? Как приехали-то, забыла? Вот здесь Ларик лежал, а вот здесь ты. Ножками кверху, и орала так, что Ларка чуть не оглохла...

— Так ты ж ей на мордочку подушку положил, как бы она оглохла? Или... Ой!

Маша, вдруг слегка порозовев, смущенно, но довольно улыбнулась.

«Так. По крайней мере, сразу после хорошего траха ты, подружка, вовсе не прочь, чтобы Ларка за нами подглядела. В нормальном состоянии, правда, еще стесняешься, ну да ничего. Времени у нас много...»

— Да не «ой». Не подглядывала она, не бойся. Я ее даже рукой придерживал. Лежала себе и дрочила, ей вообще не до нас было. Мы для нее так, звуковой фон...

— Аааа... Ну ладно...

Маша медленно, как бы проверяя саму возможность действия, свела и опять развела ноги. Иван улыбнулся:

— Да не бойся ты. Я тебе в пизденку все пять засунул, но только до костяшки. А в попку вообще лишь два. Остальное умением добрал, - засмеялся он, и Маша смущенно фыркнула.

— Тогда ладно... А то показалось, что еще одну Лариску счас рожу. Но слааадко... Только, Вань, часто так нельзя. А то привыкну, потом что, бейсбольную биту туда толкать, что ли? Хотя...

Маша засмеялась.

— Ну тебя! А то сейчас размечтаюсь...

Чуть помолчала, облизываясь.

— Ой, Вань...

— Чего облизываешься?

— А то не знаешь?

— Эх, что с тобой делать-то. Похотлива, как кошка...

— Ага...

Иван задумчиво щелкнул по головке меньшого братца.

— Ну что, приятель? Дадим Машуне пососать?

Наклонил голову, как будто прислушиваясь к ответу, и критически глянул на подругу:

— Говорит, не дадим. Сначала, говорит, покрывало надо прополоскать, и сушиться повесить. А потом, говорит, поглядим...

Маша скуксилась.

— Ванюююша... Ну я ж счас встану, и упаду...

Наклонившись, Иван чмокнул ее в лоб.

— Да кто ж тебя трогает, дуреха? Я и сам не без рук... Ты только попку приподними... ага, вот так... И лежи себе на простынке, сил набирайся. А я быстренько. Потом приду, и кааак продолжим!

Через двадцать минут, выполоскав, выжав и повесив сушиться покрывало, он вернулся в спальню. Машка, лежа в прежней позе, сладко посапывала в две дырочки. Недолго полюбовавшись подругой, он зашел к Лариске: единственное отличие было в том, что Маша спала на спине, а младшенькая – на животе, в остальном картина была одинаковой.

Усмехнувшись, он пошел на кухню, сварил себе кофе и, прихватив из холодильника немного нарезки, бутылочку пива и несколько кусочков хлеба, уселся в гостиной с книжкой. Подумал: «Тяжела семейная жизнь. Пока обоих не уработаешь до положения риз, даже и почитать некогда», улыбнулся и с головой ушел в чтение.

Через пару часов, слегка замерзнув в ночной прохладе, он оторвался от книги. Встал, потянулся, почесал яйца. По очереди, задумчиво посмотрел на двери спален, улыбнулся и тихонько зашел к Лариске.

Младшенькая спала калачиком, повернувшись к двери попкой и подтянув к груди руки и ноги. Иван, наклонившись, чуть заметно коснулся ее щеки губами, выпрямился, недолго постоял, любуясь в падающем из приоткрытой двери слабом свете почти совершенным Ларискиным телом, и встал рядом с кроватью на колени. Зарылся носом в густые девичьи волосы, вдохнул запах, почувствовал, что ему очень хочется лечь рядышком, прижать к себе Ларика, согреть собой, а еще лучше – забрать в себя целиком. Почувствовав его присутствие, Ларка зашевелилась во сне.

С трудом заставив себя подняться, он тяжело вздохнул, укрыл младшенькую простыней и в несколько странном настроении пошел к своей старшей женщине.

Машка проявила больше самостоятельности, забравшись под простыню без его помощи. С трудом вытащив из-под нее край, он лег так, как хотел лечь к Лариске. Чуть пошевелил телом, притираясь ближе к женскому теплу, замер, прислушался к ощущению и вдруг улыбнулся. «Еще лучше было бы спать втроем. Повернулся с боку на бок - то Машка спереди, то Ларка, а вторая спину греет. Только, боюсь, не оберешься. Бабы ведь за мой передок в конце концов обязательно передерутся.... Интересно, с Ларкой спать так же хорошо, как с Машкой? Тоже, когда надо, теплая, когда надо, прохладная, не лягается, не храпит, поперек койки без нужды», - тут он, представив себе Ларку в случае нужды, с трудом сдержал смех, - «не укладывается? Похоже, да... В постели тихоня, вон, спит, как младенец. Ох, чего-то ты, Ваня, размечтался...»