Маша легко нашла способ покаяться уже утром, разбудив его по-субботнему, но без обычных в субботу лени и томности, а с недюжинным энтузиазмом. За те полчаса, что были в их распоряжении, она успела выдоить Ивана дважды, и оба раза ротиком – но перед вторым разом вволю насладившись ощущениями от его члена в своей главной дырочке. И во второй раз даже схлопотала вполне приличный оргазм, после чего, пять минут отлежавшись, улетела на кухню, быстренько приготовила Ивану завтрак, покормила его едва ли не с ложечки, во дворе, возле машин, вместо обычного легкого «чмок!» выдала ему коротенький, но вполне качественный поцелуй взасос и, резко выехав со стоянки, исчезла. Иван проводил подмигивающий поворотником хвост ее машины смешливым взглядом: «Ну-ну! Ладно, вчерашние потери ты мне компенсировала, так что забыли!», сел за руль, довольно почесал приятно пустые яйца и поехал на работу во вполне нормальном настроении.

Понадобилось ли Маше объясняться с Лариской, Иван не знал, но вечером все в доме было по-старому. Машку он обнаружил на кухне, уже в трусиках, но вполне веселую. Еще голенькая Ларка сидела в гостиной с ноутом на коленях, дожидаясь семейного ужина. По окончании приема пищи дамы отвели его в ванную, где он, совместными с Ларкой усилиями отмыв Машину дырочку от кровей, поставил обоих своих красавиц руками к стенке и, с трудом поймав нетерпеливо виляющие попки смеющихся дам, посадил болтушек на скобки. Старательно довел Машу до радостного шипения, а Лариску так и вовсе до полноценного оргазма, после чего уселся у противоположной от дам стенки джакузи.

И вот тут «по-старому» кончилось. Над водой он невольно выставил головку не поместившегося под поверхностью члена, хотя раньше от таких процедур приятель не вставал никогда. Первой эту радость заметила Лариска, тяжеловато перевалилась на четвереньки, пользуясь обретенным правом играть с его хозяйством без спроса, нежно погладила лапкой кончик, ухватившись у корня, подняла колышек повыше и оглянулась на сидящую напротив с закрытыми глазами маму. Почесала ей ступню, Маша открыла глаза, Лариска кивнула ей на торчащую над водой головку. Маша, склонив голову, посмотрела на торчок, с деланным презрением махнула рукой и закрыла глаза опять.

Иван с интересом уставился на Ларку. «Машка опять игру затеяла. Типа, неохота мне, разберись с дядей Ваней сама, как можешь. И опять только после того, как Ларка кончила. Ну-ну, посмотрим...» Встретился взглядами с вопросительно смотрящей на него Лариской, беспечно ей подмигнул – мол, делай, маленькая, что хочешь. И замер в сладком ожидании момента, когда Ларкины губы сомкнутся на порядком уже потрудившейся сегодня утром головке, и будут долго, старательно добывать из нее жизненный сок, а потом, с наслаждением его выпив, напоследок еще немного поласкают меньшого братца.

Где-то на самом дне расслабленного сознания билась слабенькая теперь мысль о том, что так нельзя, что жизненный сок его принадлежит только Машке, и неважно, что она сама в этот момент хочет, ведь уже через минуту женское может взыграть, и тогда мало не покажется ни Лариске, ни, уж тем более, ему, - но, глядя на Машу, он теперь почти не верил в эти ужасы. Каким бы местом Маша не думала, но ей явно хотелось, чтобы он отласкал Ларку по-взрослому, всерьез, во все ее тугие, сладкие дырочки, и лучше, чтобы Маша могла это видеть сама, ну, если не в первый раз, то потом точно.

Но Лариска то ли поняла ситуацию по-своему, то ли, понимая все так же, как он, решила подстраховаться еще. Несколько раз проведя рукой по колышку, - Иван сладко поежился и даже, отвечая ей, чуть поработал бедрами, - она вздохнула и, явно преодолевая себя, приподняла ногу, погладив ее пальцами маму по бедру.

— Маааам... Ну посмотри, прелесть какая у дяди Вани... Мням...

Маша приоткрыла один глаз:

— Мням? А-а-а-а-а... Да, и впрямь мням...

— Ну мааам!

Но Маша, опять закрыв глаза, лишь слабо пошевелила бедрами.

И Лариска смирилась с собственными, да и мамиными, желаниями. Скорчив забавную рожицу, перебирая коленками и не выпуская при этом из руки мужское достоинство, обернулась вокруг этой оси ее мироздания так, чтобы встать лицом к маме. Глянула через плечо на дядю Ваню, - тот, уже понимая, что сейчас будет, только ласково улыбнулся, - тихонько сняла с инструмента одежку и, подняв голову, ехидно протянула:

— Маааам! Смотри...

Опустила лицо и, далеко выпустив розовый язычок, повибрировала им на самой вершинке розового купола. Иван, специально не став сдерживаться, довольно громко застонал, закинув голову кверху. А когда опустил ее назад, Маша сидела уже вовсе не в позе отдыхающей богини. Выпрямившись, она напряженно наблюдала за тем, как Ларискин язычок, словно бабочка, порхал вокруг заметно потемневшей вершины Иванова инструмента, то ныряя в расширившуюся щелку на его вершине, то надолго задерживаясь на стремечке, то плавно обходя круг. Ниже, вокруг стержня, на воде рождались и бежали к Маше небольшие круги, порождаемые быстро движущейся под водой вверх-вниз Ларкиной рукой.

Иван попытался перехватить Машин взгляд, но подруга и не думала отвлекаться от сути происходящего. И тогда он, наплевав на все страхи, сделал то, что просила душа: положил одну руку на Ларискин затылок, а второй, отведенной в сторону, захватил младшенькую между ножками, под низ живота. Легкий толчок вниз – и Ларкины губы, нарушив стройные ряды разбегающихся волн, ушли кончиками под воду, плотно обняв при этом ствол. Инстинктивно выгнув бедра вверх, Иван засадил своего дурака Ларке до самой ее руки, испугавшись, что младшенькая поперхнется, тут же дернулся вниз, но Ларка, сжав кулачок, остановила его – и принялась, работая головой, насаживаться уже сама, с каждым разом забирая в себя мужскую силу все глубже и глубже.

Боковым зрением он заметил, как Маша, успевшая за это недолгое время шумно задышать нешироко открытым ртом, запустила руку себе туда, где была его рука у Лариски, о чем он, впрочем, совершенно забыл. Вспомнив, на секунду переключил внимание, загнал два пальца в гостеприимную, смазанную чуть жиже обычного, Ларкину пещерку, привычно нашел большим пальцем капюшончик клитора, задал руке ритм, и, освобожденный, вернул свое внимание к меньшому братцу. А тот кайфовал: немного запыхавшись, Лариска выпустила его из объятий губ, и опять увлеченно работала язычком, гуляя теперь им не только по головке, но и по стержню. На раскрасневшейся Ларкиной мордочке, в полузакрытых глазах, хищно шевелящихся крылышках носа читалось полное блаженство. «Ну, оральщица хлеще мамки!» - порадовался за нее Иван, и, скорее из чувства долга, чем по потребности, поиграл пальцами в нижних прелестях младшенькой. Ларка ответила ему бедрами, да так, что его пальцы, с громким звуком вырвавшись на волю, оказались в воздухе, и тут же Иван услышал испуганное Машино «Ах!»

Не поняв, поднял взгляд на подругу. Та огромными от испуга глазами уставилась куда-то в сторону от него, туда, где были Ларкины нижние прелести и... его рука? Дернувшись, он поднес ее к глазам: пальцы были красными от крови.

Учуяв изменения, Лариска растерянно подняла голову. Увидела страшные пальцы Ивана, испуганный взгляд мамы, опустила глаза вниз, - а там не менее испуганный, чем старшие, меньшой Иванов братец успел, уйдя под воду, свернуться в мышку. Разочарованно выдохнула и еще раз обвела окружение взглядом. Наконец, поняла, что так напугало старших, схватила руку дяди Вани, поднесла ее к глазам и, отпустив, выдохнула опять:

— Ффффу, чтоб вам... Я думала, все, апокалипсис...

Встретив непонимающие взгляды, засмеялась и вдруг, закинув одну руку назад, ловко встала на мостик, выставив маме свои нижние губки. Нырнула между ними двумя пальчиками свободной руки и, опустившись в воду, победно показала их старшим.

— Вы чего, большие? Месячные начались, только и всего! Ты, мам, не видела, где рука дяди Вани была, что ли?

— Ох...

— Ага. Засмотрелась, как я ротиком работаю. А что жопкой при этом верчу, не углядела. Совсем дочку не контролируешь...

Это наглое утверждение вызвало сначала у переволновавшихся взрослых, а следом и у Лариски приступ гомерического хохота, который они пережили, обнявшись, сомкнув в конце лбы над поверхностью воды, чуть, кажется, покрасневшей от смешавшихся кровей Маши и Лариски.

Отсмеявшись, они, вдруг почувствовав себя совершенно разбитыми, тихо расползлись по спальням. Укладываясь, Иван искоса поглядывал на Машу: мало ли, что может взбрести в голову насмотревшейся их с Ларкой ласк женщине! Но Маша была хоть и усталой, но совершенно довольной жизнью. Заметив его тревогу, тихонько засмеялась, шепнула: «Дурашка!», нежно чмокнула в губы, обняла, прижалась всем телом и, продолжая улыбаться, закрыла глаза.

А Лариска, лениво подумав, что неплохо бы хоть как-нибудь разрядить накопившееся возбуждение, попробовала, лаская себя рукой сквозь трусики, посмотреть свежую порнушку, выкачанную ею намедни из интернета. Порнушка была одного из ее любимых жанров, подростковая, и даже с кое-каким сюжетом: две красивых девчонки примерно ее возраста и пятеро симпатичных парней чуть постарше от души развлекались где-то в тропиках, на океанском пляже, больше перешучиваясь и смеясь, чем трахаясь, и ничуть не стесняясь бродящего между ними оператора.

Еще пару месяцев назад она просмотрела бы ее раз десять, каждый раз выжимая из себя парочку самодельных, слабеньких, но все же оргазмов, а сейчас, особенно после сегодняшнего, зрелище на экране показалось ей скучным. Дойдя до места, где проигравшая какое-то шуточное пари тоненькая брюнеточка, собрав вокруг себя кружком всех пятерых парней и встав перед ними на колени, принялась отрабатывать проигрыш, не столько посасывая при этом пять достоинств, сколько пересмеиваясь с их владельцами и ехидно комментирующей происходящее из-за их спин подружкой, Ларка облизнулась. «Чего тут сосать? Вот у дяди Вани – это да, а тут... Мелкие они все. И противные».

Решительно захлопнув ноутбук, она отложила его в сторону, повернулась набок и, прислушавшись напоследок к тихому посвистыванию маминого носа в соседней комнате, ехидно подумала: «Ну да. Теперь я, типа, хорошо знаю, каков он на вкус, Настоящий Мужской Хуй. Но еще не до конца. А ведь скоро... Только бы мама из настроения не вышла», сладко поежилась и заснула тоже.