Проводив ее взглядом, Маша счастливо вздохнула и, подслеповато щурясь, уставилась в полутьму, туда, где на простынях смутно темнело тело Ивана. Тихо шепнула:

— Спишь?

Иван, перевернувшись на спину, секунду рассматривал Машин крутобедрый силуэт в освещенном дверном проеме.

— Дремлю...

— Дремлешь, значит...

У силуэта на мгновение появились сиськи – Маша, потянувшись к выключателю, повернулась боком, - свет в гостиной погас, и еще секунду спустя койка ощутимо промялась под женским телом. Иван притянул тело к себе, потерся носом об Машин лоб и тихонько, радостно шепнул:

— Жена пришла...

Маша, по-детски швыркнув носом, точно таким же тоном ответила: «Ага...» и притерлась к нему еще плотнее. Привычно запустила руку в низ живота Ивана, обнаружила, что там не совсем спокойно, и вздохнула:

— Дремлешь ты... Подслушивал, гад... Женские разговоры...

— С пятого на десятое... Вы ж негромко...

— Врешь... Все ты слышал...

— Ну и что...

— Ну и ничего...

Приподнявшись, улеглась на него сверху, ткнула пальцем в нос:

— И чего с тобой сделать? Особенного?

Иван, прижимая Машу к себе, засмеялся:

— Ларку позови... Собиралась ведь...

Машка, напрягшись в его руках, попыталась выдраться, чтобы выполнить просьбу, но Иван, смеясь, шлепнул ее по попе:

— Дуреха... Какая Ларка, к чертям... Это не мне, это тебе «особенное» по заслугам...

— Мне-то за что?

— Я ж говорю – дуреха... С зимы меня терпишь, а не понимаешь, что уже героиня...

— Да ладно тебе... Что тебя терпеть-то? Весь при всем, налево ни шагу...

— Ага... И ебу по потребности...

— Муррр...

— Хотя женские потребности безграничны...

— Муррр...

— Мурлыыыычешь...

Прижав Машу к себе потеснее, Иван впился поцелуем в ее губы, перевернул, подмяв под себя, и навис над ней на прямых руках:

— Ну, так что тебе сегодня особенное сделать?

— Тебе...

— Ладно, уболтала... Обоим... Что хочешь?

— Да я... того... как обычно...

— Ага. Значит, пососать?

— Мурррр... А тебе?

— А мне – полизать...

— Муррррр!

Резко развернувшись, Маша, раскинув задранные коленки, нырнула головой между ногами Ивана. Недолго переждав, пока проходили первые, самые острые ощущения от умело поглощенного Машиным ротиком члена, он обнял ее бедра и, наклонив голову, прошелся язычком по клитору. Машка затряслась, и он спустился пониже, где был настоящий тропический океан.

«Вот так-то. Это тебе не с Ларкой!», удовлетворенно хрюкнул он и принялся ласкать этот океан, лишь иногда вспоминая о меньшом братце, да и то лишь для того, чтобы, прислушавшись, убедиться: Машке удобно с ним играть, и если она и прерывается иногда, то лишь для того, чтобы шумно набрать воздуха в легкие – или, постанывая, пережить плоды его орального мастерства, целиком используемого сейчас к радости любимой.

Они успели уже много раз перевернуться, когда Машка, выгнувшись, бешено дроча его кол, заголосила тихонько:

— Вааанюшка... Ваааанечка... Дай... Ну миииленький...

Иван в последний раз, особенно смачно, впился губами в сладкую влагу между Машиных ног и столкнул женщину с себя:

— На...

— Встань, миленький...

Иван встал на ноги, Маша, поднявшись на колени, занялась его дружком всерьез, и через минуту они, задыхающиеся, рухнули назад, на влажную от их пота простыню. Машку все еще крутило, подбрасывая низок над разбросанными ногами, и Иван, не выдержав зрелища, запустил туда пальцы, подцепил подругу изнутри, чем привел ее в полную невменяемость. В настолько полную, что вынужден был, заполошно оглянувшись на стену, отделяющую их от Ларки, зажать жене рот рукой. Орала Маша так, что не то что Ларку, всю городскую полицию напугать этим воплем было запросто, и иди потом, докажи, что это у Машеньки всего-навсего Большой Оргазм... впрочем, кажется, потихоньку становящийся обычным явлением. «Этак и разбалую», - с веселой тревогой подумал Иван, но ураган уже заканчивался: окончательно обессилевшая Машка, хрипло, с присвистом дыша, лишь чуть заметно сучила ногами.

Сквозь ее дыхание из-за стены донеслось тихое жужжание вибратора.

«Ну вот, наслушалась! Испугаешь ее, жди... Интересно, так же орать будет? Ей-то рот отсюда не зажмешь!»

Некоторое время он лежал, гладя медленно расслабляющуюся Машку по правой груди. К звукам вибратора за стеной присоединились пока еще тихие, но уже четко различимые охи и поскуливания, обещавшие нешуточный финал. А у Ивана из головы никак не шло слово «отсюда». Повертев его и так, и этак, и даже немного поборовшись с неизвестно откуда выскочившим опять бесом, он приподнялся и чмокнул Машку в перемазанные его соком губы:

— Лежи, родная...

— Хр... а ты...

— А я пойду, Ларика посмотрю. Слышишь?

— Муррр... ах... лад... ссссходи... Ларка сегодня... мда...

Засмеявшись, Иван чмокнул Машу еще раз:

— Да. Заслужила. Надо помочь ребенку, а то еще разорется, как ты...

— Охххх... а я орала?

— Еще как здорово...

— Вввванька...

— Ниче, маленькая. При мне можно, я, если что, тебе свою лапу погрызть даю. Или другое место... Хотя другое в этом случае нельзя, откусишь еще в непонятках-то...

Иван опять забыл, что у Маши в послеоргазменном кайфе с чувством юмора всегда плохо. Пришлось искупить несвоевременную подколку еще одним поцелуем, после которого Маша сама толкнула его к выходу:

— Ну тебя, похабника... Сходи к Ларке...

— Может, вместе?

— Ссссил моих нет...

— Ну, ладушки...

Дверь в Ларискину комнату была приоткрыта. «А ведь закрывала, да еще с хлопком – типа, трахайтесь, я вам сегодня мешать не буду. Не выдержала, паршивка, хотя через стенку и так, считай, все слышно» - с веселым удовлетворением подумал Иван и, приостановившись, заглянул в щель. В свете ночника были видны Ларискины широко раздвинутые, задранные вверх, гуляющие в произвольных направлениях коленки. Вибратор скорее не жужжал, а приглушенно урчал, почти не слышный за тяжелым, со стонами дыханием младшенькой и смачным хлюпаньем.

Легко толкнув пальцами дверь, он неслышно вошел в комнату. Лариска этого не заметила: выгнувшись, закрыв глаза и закусив губы, она двумя руками, медленно водила в себе «взрослым», полуторадюймовым вибратором, постанывая каждый раз, когда он оказывался погружен в нее до самой ручки.

Сделав еще два шага вперед, Иван в некоторой растерянности остановился у самой кровати. «Как бы не напугать...» Впрочем, проблема решилась сама собой: почувствовав, видать, самой древней своею частью изменение в окружающем мире, Лариска чуть приоткрыла глаза. Поначалу ее взгляд был направлен внутрь себя, и лишь спустя несколько секунд она слегка повернула голову. Силиконовый приятель в этот момент оказался на самом чувствительном месте внутри ее пещерки, Лариска, увидев дядю Ваню, от удивления приоткрыла рот, и потому вместо обычного, не очень громкого стона издала весьма звучное «Ы-ы-ы-ы-ы...!»

Засмеявшись, Иван сделал последний шаг и, присев на край кровати, закрыл ротик младшенькой ладонью.

— Тихо ты, маленькая... Весь дом на уши поднимешь...

Мотнув головой, Лариска избавилась от его руки и, закрыв глаза, загнала в себя игрушку до конца. Сыграла коленками и животом, выдохнула сквозь сжатые зубы и лишь после этого удостоила дядю Ваню ответом:

— Ыыых... Ммммаме мммможно...

— Что можно Юпитеру... Орать тебе нельзя, а вот кое-что другое...

Ларка приостановила движение рук и с надеждой посмотрела на дядю Ваню. Наклонившись, он чмокнул ее в переносицу:

— Ну-ка, подвинься... Ага, вот так... Лапки там нам больше не нужны, да... Там теперь мои проблемы, а ты одну себе на грудку, ты ведь любишь так, вот, умничка... А вторую можешь даже и сюда, по случаю приезда... вон он какой, мягенький, мокренький, весь в маминой слюне. Поиграй сейчас с ним, попробуй, может, в этот раз затвердеет... А мы тебя сейчас поласкаем, сначала игрушкой, вот так, да... а теперь эту мертвую штуку в сторону, мои пальчики ведь тебе больше нравятся, я знаю... Ой, маленькая, а что это у нас за перегородочкой? Шаааарики... Шааарики у нас в попке... Играет маленькая... С обоими дырочками сразу... А вот так? Нрааавится маленькой... Ну, еще раз... А переднюю стеночку? Ах ты моя радость, эк же у тебя бедрышки-то заиграли сразу, ах ты красавица, ну давай еще раз, ну, да, вот так, мордочкой мне в плечо, да, и обними меня покрепче, прижмись сисечками, они у тебя такие хорошие, теплые, ласковые... Ай! Ну, ничего, маленькая, ничего, хочешь кусаться, так кусайся, лишь бы тебе хорошо было... Хорошо тебе? Да? А так? Ох, как тебя подбросило! А еще раз! Еще? Ну, на! А вот теперь – полетели, милая!

Иван принялся быстро работать двумя пальцами в Ларкиной пещерке, то проезжая по цепочке бугорков на нижней стенке, то останавливаясь почти у самого входа и прижимая чуть заметное уплотнение к лобковой кости, то добираясь до самого купола на донышке и вминая его в глубину, и опять ко входу, и опять, по нижней стеночке, по бугоркам, в глубину... Наконец, почти выйдя, он положил большой палец на Ларискин клитор и в несколько ласковых круговых движений довершил начатое.

Трясло Лариску не хуже, чем Машу четвертью часа до этого. Первый, самый мощный удар был таков, что Иван, лежавший у самого края, чуть не вылетел с койки и буквально вынужден был затащить Ларку на себя, обнять, бешено выгибающуюся, руками и ногами, и в таком положении перевалить в глубину койки, к стене. Выдохнув, на секунду расслабился, с удовольствием ощутил под собой экстатически вздрагивающее девичье тело, и с сожалением приподнялся на руках, освобождая Ларку от своего нешуточного веса. Но Лариска, дернувшись следом, обняла его теперь уже сама всем, чем могла, прижала вниз, горячечно зашептала:

— Дядя Ваня... Стой...те... Полежи...те... Еще... Хорошо... Тяжело... Хорошо тяжело...

«Господи! Интересно, после того, как я ее в тысячный раз выебу всерьез, она мне тоже выкать будет?», умилился Иван и послушно прижался к младшенькой сверху, опершись все же на локти и колени. Не задумываясь, чмокнул ее в губы, Ларка, не открывая глаз, потянула свои навстречу, и он, вдруг забыв на секунду, что под ним не Маша, выдал ей такой поцелуй, что после задохнувшаяся Ларка смотрела на него уже совершенно шалыми глазами и даже, будто испугавшись, дернулась из-под него в сторону, но тут же закрыла глаза опять, оскалила зубы, зарычала тихонько и, выгнувшись, прижалась к нему всем телом, извечным женским движением пытаясь то ли раствориться в мужчине, то ли забрать его в себя, в исконную глубину, в матку, и родить его обратно, и вынянчить, вырастить, а потом отдаться – и прижаться так же опять...

Иван охнул. «Страстна девка! В Машке столько страсти нет. Впрочем, Машку в ее возрасте я не знал. А жаль...»

Ларка выдохнула и, всхлипнув, отпустила его на волю. Он прилег рядом, и какое-то время тихонько ласкал младшенькую, успокаивая и усыпляя.

Некоторое время спустя он решил, что девица спит, и, осторожно вытащив руку из-под ее головы, двинулся к краю кровати. Тут же услышал ясный, совсем не сонный голос:

— Дядь Вань... Полежите еще... Так хорошо с вами...

Он вернулся. Прижал уютно завозившуюся Лариску к себе, какое-то время, показавшееся ему то ли бесконечным, то ли недостаточным, она полежала мордочкой на его плече, растекшись всем телом по его боку, а потом стала тихонько, самыми кончиками губ целовать сначала это плечо, перешла на грудь и медленно, как во сне, двинулась ниже, к приятелю, который, судя по неясным подергиваниям, был вполне готов повести себя вовсе даже не по-приятельски, а очень по-мужски.

Иван, в смутной надежде, поискал в себе того беса, который притащил его в Ларкину постель. Но бес то ли ушел по делам, то ли затаился, и он, стоило Ларискиным губам спуститься ниже его пупка, взял ее лицо в свои ладони.

— Ларка, не надо. Там – мамино...

Лариска лишь легко вздохнула и, извиваясь, заползла вверх, на прежнее место. Чмокнула его в щеку:

— Простите, дядь Вань... Забылась совсем. Как вы меня поцеловали... Ох...

— Еще хочешь?

— Дааааа...

Повернувшись к младшенькой, он приник к ее губам, но прежней страсти ни у него, ни у нее уже не было. Шутливо и весьма при этом лениво поборовшись языками, они разъединились, Иван еще раз чмокнул младшенькую, уже вполне по-отечески, в лоб, и встал.

— Все, котенок. С приездом! А я, уж ты меня прости, но к маме.

Лариска шутливо хныкнула, потом милостиво махнула лапкой – иди уж, и вдруг, заполошно охнув, перевернулась поперек кровати. Задрала ноги вверх и, выглянув из-за них, хихикнула:

— Дядь Вань... Шарики достаньте...

Засмеявшись в ответ, он присел рядом, придерживая одной рукой Ларкины ноги, другой рукой медленно, со вкусом вытянул из ее попки по одному гирлянду из пяти внушительных шаров, потянулся, чмокнул младшенькую где-то между дырочками, осторожно опустил ее ноги вниз и, выпрямившись, повесил игрушку перед глазами.

— Большие...

— Ага... А приятно... Сами по себе так себе, а вот когда в пизденке что-то есть, то ух!

— Ларка! «В пещерке», «в сладкой дырочке», «в лоне любви», в конце концов! Фу...

Лариска ехидно покосилась на него снизу вверх.

— Дядь Вань... А правда, что Линкина мама, когда у нее и в письке, и в попке по члену, еще и сосать хорошо может?

— Хм... Это кто тебе сказал?

— Так Линка же. И еще сказала, что, если не верю, то могу у вас спросить...

— Ох, болтуны... Ларка, ну не хочу я это сейчас вспоминать. Было и прошло. Давно было. Довольно-таки... До вас с Машей. Задолго.

— Ну и ладно, дядь Вань. Потом когда-нибудь, под настроение, да?

— Ну тебя. Порнушку вон посмотри, почти любую, про группенсекс. Да и сама ты такое уже видела. Что, думаешь, мы что-то новое изобрели?

— Ну, дяяядь Вань... – в голосе Лариски отчетливо проскользнули вредные нотки. -То ли постановка, то ли наши малолетки, а то ж мемуар...

— Эх... Ларка, ну вот зачем? Такое настроение было...

Сказано это было с горечью. Лариска, до этого валявшаяся поперек койки, свесив вниз ноги и выпятив лобок, вдруг тихо ойкнула и, рывком сев, прижалась к руке Ивана.

— Дядь Вань... Простите дуру... Вдруг... Вдруг зло взяло. За то, что и сегодня мне не дали всерьез... Дядь Вань, ну я понимаю, что не за что мне на вас злиться. Глупость одна... Простите...

Иван, обняв Лариску за плечи, прижал ее к себе.

— Ну ладно, ладно, маленькая. Я ж тоже все понимаю... Ты хоть скажи: хорошо тебе было?

— Ой, дяяядь Вань... Издеваетесь теперь, да? А то не видели?

— Да видел, видел... Ты вот что пойми: от того, что ты что-то там пососешь или в тебя что-то там войдет, лучше то ли будет, то ли нет. Секс – штука сложная. Мы вон с твоей мамой много чаще, чем обычным трахом, оральным занимаемся. И знаешь, оба довольны. И ей нравится, и мне, так что обычным способом у нас так, скорее для разнообразия, бывает... Не из-за чего тебе расстраиваться, в общем. По крайней мере, технически, - тут Иван, прижав к себе Ларку, вздохнул. – Ну, а если не по технике... Тогда все же своего мужика иметь надо. Вот такие дела...

— Ладно, дядь Вань, - Лариска потерлась об его плечо щекой. – Найду я себе... мужика. Может быть. А сейчас... Идите к маме. Поздно уже.

Тон Лариски стал суховат, и в голосе Ивану отчетливо послышались с трудом сдерживаемые слезы. «Ой, блять, бабье чертово... Час назад Машка ее звала, так отказалась, а сейчас... Начинаются разборки: теперь они с Машкой меня делить будут. В результате ведь останусь без обеих... Но жалко котенка как...»

— Так... А вот черта с два я сейчас к маме пойду. Ну-ка, иди ко мне...

Завалив Лариску на кровать, он пристроил ее физиономию на своем покусанном плече и принялся гладить по головке, как маленькую.

— Ну-ка, поплачь. Поплачь, крыска. У меня на плече поплачь, у меня плечо волшебное, все горести в него тогда сразу уходят...

Лариска, не медля ни секунды, послушно захлюпала носом. Не поверив, Иван приподнял голову: нет, не придуривается. И впрямь, уткнувшись в него физиономией, чуть вздрагивая всем телом, тихонько выплакивает горе.

Прижав младшенькую к себе, он принялся гладить ее по спинке, шепча при этом что-то ласковое. Потихоньку Ларка успокоилась, засопела ровно, почти по-детски, и, наконец, сонно потершись об его плечо носиком, отвернулась к стене.

Иван выждал еще некоторое время, но Ларка на этот раз, похоже, и впрямь уснула. С трудом, очень осторожно поднявшись, он вышел в гостиную. Посмотрел на светящиеся в темноте уютной зеленью часы: было немного за полночь, хотя ему казалось, что уже вот-вот утро. Покачав головой, подумал: «Ну ж был денек! Сквозь дым летучий... А Машка?»

Зашел в их спальню. Машка, разметавшись на своей половине койки, совершенно безмятежно дрыхла, не оставляя своим сопением места для каких-либо сомнений в том, что делает она это успешно, с удовольствием и достаточно давно.

Улегшись рядом, он покосился на жену. «Ну, так не бывает. Я, понимаешь, за стенкой дочку, может, уже во все дыры оттрахал, а она себе спит... И ведь действительно спит, причем, похоже, давненько. Ладно, опять запишем: если Машеньку довести до Большого Оргазма, то потом можно с Лариком делать, что хошь, на нее уже не оглядываясь».

Закрыв, наконец, глаза, чуть потянулся. «Э-э-э, нет, мил друг. Легко отделаться хочешь. Наверное, для этого нужен целый сумасшедший день. Как сегодня... И какой хороший был день, а...»

Перед самым пробуждением ему приснилось, что Машка на пару с Лариской, плотоядно улыбаясь, собираются что-то страшное сделать с его причинным местом. Но, проснувшись в испуге, он обнаружил лишь Машу, осторожно пробующую кончиком языка это самое его место на вкус. Подняв на него глаза, Машка удовлетворенно хрюкнула:

— Ну, я так и думала. Как я вчера отсосала, так больше и не кончал. А как Лариска дышала, как дышала...

И, довольная, засмеялась.

— Вставай, соня. На работу пора. Ларка в школу птичкой улетела. Аж чирикая...

— Угу. А ты вчера все проспала...

Маша сладко потянулась:

— А чего мне вас сторожить? Двести раз говорила: захотите – трахнетесь все равно. Ко взаимному, а значит, и моему удовольствию. Вот такая я извращенка...

Пробурчав: «Обе вы друг друга стоите», Иван, под Машин довольный смех, сполз с кровати и потащился умываться.