По случаю Ларискиного приезда в усадьбу они пятничным вечером не поехали, решив в субботу, встретив младшенькую, отправиться туда втроем прямо из аэропорта.

Хорошо знакомый и Ивану, и Маше зал прилета выглядел, как обычно, серо и в меру ободранно. На этом фоне загорелая Лариска, с рюкзаком на плече, в светло-желтом топике и розовых шортиках, с открытым почти от лобка до грудей подтянутым животиком и длинными, стройными ногами в босоножках на невысоких шпильках, смотрелась экзотическим цветком. Рядом с ней, одетая в бесформенный, неопределенного цвета балахон, тащила огромный, гремящий бесчисленным множеством колесиков чемодан какая-то каракатица. Тяжело переваливаясь с ноги на ногу и отдуваясь, она что-то тараторила в Ларискину сторону, но Ларка, вытянув шею в сторону толпы встречающих, ее не слушала.

Наконец, она углядела Ивана с Машей, расцвела в улыбке, махая им рукой, от избытка чувств легко, на носочках подпрыгнула и, кинув в сторону каракатицы что-то неразборчивое, резко ускорила шаг, ловко огибая попутчиков.

Иван, не отводя глаз от младшенькой, приобнял Машу.

— Машка... Смотри, какая красавица... Толпа серая, зал серый, а наша-то... И какая свобода в движениях, а! Что значит танцы!

Маша потерлась об него головой.

— Не только танцы, Вань...

Иван хмыкнул. «Надо будет подумать. Но права Машка, да. Точно, не только танцы»...

Лариска тем временем предстала перед ними вплотную. Сделав неуловимое движение всем телом, будто собираясь обнять их обоих, она вдруг скосила взгляд на хмурые лица окружающих и чинно чмокнула в щечку сначала маму, потом Ивана.

Иван забрал у нее рюкзак, и они так же чинно, даже не держась за руки, направились к автостоянке.

В машине Ларка, сразу расслабившись за тонированными стеклами, радостно запищала, чмокнула теперь уже всерьез, обняв за шеи, сначала Ивана, потом маму, и шлепнулась рядом с ней на заднее сиденье, сразу же притершись к родному боку. Вздохнула, открыла рот и принялась трещать, делясь впечатлениями.

Ведя машину по почти свободной загородной трассе, Иван периодически поглядывал в зеркальце. С Машиным взглядом он встречался лишь иногда, а вот Лариска, судя по всему, почти не отрывала глаз от его затылка. Каждый раз они улыбались друг другу, и лишь увидев эту Ларкину, неуместную по разговору, улыбку, Маша поднимала глаза и встречалась с ним взглядом. Вид при этом у нее был слегка виноватый: мол, прости, Ванюш, по дочке соскучилась, не обижайся...

Пожалев подругу, Иван ободряюще ей подмигнул. Маша, поняв, что он никак не в обиде, развеселилась, и болтовня на заднем сиденье стала еще более оживленной.

О чем конкретно разговаривали дамы, он понять и не пытался, изредка, непроизвольно различая лишь отдельные слова. Но сам звук, от которого он, оказывается, успел чуть отвыкнуть, был неожиданно приятен. В один из таких моментов он различил Ларискин ехидный комментарий: «Все бы ничего, да только жопка-то у нее с фигушку!», и в очередной раз посмотрел в зеркальце.

Похоже было, что успокоившаяся Машка позволила дочке перейти на более фривольные темы. Во всяком случае, обе красавицы чуть раскраснелись, глазенки стали блестящими, а присмотревшись, Иван увидел и более явные признаки темы: лифчиков под очень легкими, по летнему времени, тряпочками на дамах не было, и сквозь тонкую ткань у обоих отчетливо проявились напрягшиеся соски.

— Девки! Вы чего там такое рассказываете, а?

«Девки» прыснули.

— Да так, дядь Вань. У нас одна арабка, на волю вырвавшись, пыталась перетрахаться чуть не со всем Лондоном, включая стариков и грудничков.

— Ну и что? Им там по этой части и впрямь не малина...

— Да было бы ничего, только ей домой целкой вернуться надо было, иначе камнями забьют, в самом буквальном смысле. А сосать она совсем не может, воспитание дурацкое. Зато в попу запросто. Опять же, воспитание: у них, оказывается: не то, чтобы можно, но... В общем, за анал и лесби и поймают, так не убьют. Типа, опыта набираются. Вот только еще было бы ей, что давать. Там попы, считай, и нету совсем, одна дырка да две дощечки по бокам. И вся такая же, ни сисек, ни письки, и на рожу очень на любителя. В общем, в последнюю неделю она на наших пацанов уже лезом лезла, а они от нее как от жабы: брысь, тьфу!

Иван засмеялся:

— Что, так и ни разу?

— В самом начале, вроде, было. У нас один французский дурачок был, ну, они к арабкам привычные, так слазил на нее, и давай хвастаться. Так народ его на смех поднял: что за кайф – только в жопу? Все равно, что одним соусом питаться! Ну и все на этом, больше желающих на посмешище не было...

Маша бросила на Ивана то ли хитрый, то ли гордый взгляд. Иван ответил ей, чуть прикрыв согласно глаза, и вернулся к разговору:

— Жестокий вы народ, тинейджеры. Девка, может, единственный раз в жизни так попала, вернется, закинут в гарем, и какой-нибудь шейх стотыщщпятисотую жену будет трахать потом раз в поколение. Так вы ей и этот раз обломали, - засмеялся Иван. – Сама-то как?

— Да кто ее, суповой набор, в гарем возьмет! Вдобавок тупая...

И приняла загадочный вид:

— А я... Вот приедем, покажу...

Ехидно косясь на Машу, добавила:

— А то мама ведь не поверит на слово?

Против ожидания, Маша не стала отнекиваться, с энтузиазмом подтвердив Ларискино предположение:

— Ни за что!

Женщины, хихикая, переглянулись, обнялись потеснее, Маша протянула руку и почесала Ивану низ шеи, Лариска немедленно собезьянничала, и какое-то время они чесали ему шею с двух сторон. С удовольствием поежившись, он вернул взгляд на дорогу и подумал: «Так. Кажется, бабы к оттяжке готовы. Даже не готовы, а уже, считай, начали, прямо здесь. Потихонечку. Ну, посмотрим...И на целку посмотрим, и на Машку, и на Ларку, и на обоих вместе»...

Оторвав руку от руля, он поправил вставший от таких мыслей член, посмотрел в зеркальце и, глядя на Машу, откровенно облизнулся. Машка очень похоже облизнулась в ответ, а Ларка, увидев этот обмен любезностями, толкнула маму локтем и сделала вид, что надулась.

В Иване тут же проснулся бес, миром спавший в Ларкино отсутствие, и он точно так же облизнулся и на Ларку. Младшенькая обрадовано фыркнула, Маша с деланным возмущением прибавила глаза, и все трое довольно засмеялись.

Из машины Лариска выскочила первой, следом за ней вышла Маша. Иван на секунду задержался на водительском сиденье, глядя им вслед. Вздохнул, улыбнулся и пошел следом. В коридоре мимоходом нажал кнопку включения бани и вошел в гостиную.

Когда он вошел, Лариска, успевшая только кинуть на диван рюкзак, с радостным «Пффф... Приехали!» скидывала босоножки. Оглянувшись по сторонам, как будто боясь, чтобы кто не увидел, потянула с себя топик. Отправила его следом за рюкзаком и, стягивая шорты вместе с трусиками, посмотрела на старших.

— Блин! Как мне надоело там ходить все время одетой! В школе еще дресс-код долбанный: в шортах не приди, пузо закрыто, каблуки не смей! А кондишенов нет, духотища! И дома из комнаты только в халатике... Ой...

Климент Александрийский, ученый и философ, говорил, что стыдливость, каковая должна обитать в голове женщины, на самом деле находится в ее рубашке, ибо как с них все снимешь, так тени стыдливости не увидишь. Вот и Лариска, обнажившись, сразу переменилась: все движения стали куда свободнее, даже посадка головы прямее.

Схватив с дивана шорты, она выдернула из них трусики, полуприсев, быстро протерла ими у себя между ног, понюхала результат, чуть сморщилась, кинула трусики обратно на диван и, распахнув объятия, танцующей походкой пошла к Ивану с Машей, наблюдавшими ее действо, дружно улыбаясь.

— Ну, здравствуйте, старшие!

Собрав Ивана с Машей в кучку, она воткнулась в серединку, между ними, и принялась, закрыв глаза, чуть играть телом, втираясь в них обоих, как молоденькая, ласковая кошечка. Тихонько заурчала, и вдруг открыла блестящие глаза:

— Ой, нет... Мам, дядь Вань, я вас так не чувствую...

Чуть отстранившись, потянула с мамы кофточку. Маша, глянув на Ивана весьма загадочно, покорно подняла руки, и на свет появились ее потемневшие, точно как у Ларки, от небольшого пока возбуждения соски. Лариска, засмеявшись, вдавила один из них пальцем:

— Муррр...

Маша хихикнула, показывая дочке глазами на Ивана, стоящего с уже поднятыми руками.

— Ага, дядь Вань, сдаетесь!

— А куда ж я денусь-то?

Стянув с него футболку, Лариска присела на корточки и, взявшись за пуговицу джинсов, подняла на него смеющиеся глаза:

— Совсем-совсем?

— Ну, совсем, не совсем... Но штаны с меня снять можно, раз уж есть такое желание...

Лариска на мгновение деланно надула губки, но процесс освобождения Ивана от одежд не приостановила при этом ни на секунду. Сняв с него штаны, трусы и носки, не выпрямляясь, полюбовалась оказавшимся на уровне ее глаз полунапряженным членом, сказала «Ам!». Тут же получила от стоящей позади нее мамы шутливый подзатыльник, отчего слегка прикоснулась лицом к хозяйству Ивана. Он с трудом удержался от того, чтобы прижать Ларискин носик к члену поплотнее, но Ларка, задержавшись там лишь на секунду, обернулась к маме:

— Дерешься! А почему еще в штанах?

Маша засмеялась:

— Так снять некому!

У Маши никаких комплексов, понятно, не было, и она на секунду притянула Ларискину голову к своему животу. Слегка потершись лбом, Ларка высвободилась и так же ловко, как Ивана, освободила Машу от оставшейся части туалета. После чего встала и свела всех троих в прежнюю позу.

— Мурррр.... Вот... Совсем другое дело, правда?

Обнявшись, они постояли так несколько секунд, будто выполняя какой-то радостный ритуал. Потом Маша, открыв глаза, чуть отклонила голову:

— Ларк, есть хочешь?

Лариска ответила, не открывая глаз, совсем слабым голосом:

— Не-а... В самолете закормили... А вы?

— Мы дома поели, перед выездом...

— Поняла...

И вдруг, не отпуская рук, отстранилась, выгнув назад спину. Глянула из-под полуприкрытых глаз сначала на маму, потом на дядю Ваню, чуть неуверенно улыбнулась и сказала просительно:

— Вроде, сидела, а устала... Старшие, а старшие! Пойдемте, поваляемся?

И, не дожидаясь ответа, взяв их за руки, повлекла за собой в сторону открытой двери в их спальню. На пороге отпустила, шлепнулась спиной на середину кровати, потянулась, выгнувшись грудками вверх, раскинула руки и, приподняв голову, засмеялась:

— Ну, идите ко мне! А то я еще не поняла, что уже дома...

И тут заметила уже полностью готовый к бою член Ивана. На секунду замешкалась, непроизвольно облизнулась и перевела взгляд на маму.

Иван тоже покосился на подругу: Машка, поняв, в чем дочкина проблема, поглядывала то в его пах, то на Ларку, и ехидно улыбалась во весь рот.

Он почувствовал себя в некоторой растерянности. «Хи-хи тебе. Что будет-то... До сих пор мы или после моей разрядки в коечке втроем колбасились, или вдвоем с Ларкой, но в ванной, и я четко знал, что твои дырки меня ждут, не дождутся. А сейчас что? Два дня монахом теперь для меня не шуточки... Вот поставлю тебя рачком прям счас и здесь, будешь у меня знать. А уж потом Ларку, спокойненько... Не выгонять же ее, в самом деле. Устал ребенок...»

— Ну, старшие! Я соскучилась!

«А! Будь, что будет! Но Ларку – не трахну! Фиг тебе, маленькая. Еще подрасти, там посмотрим... А вот отласкать ее при Машке так, чтобы себя потеряла, и Машка при этом тоже, а потом Машку, раздрочившуюся, заставить летать – почему нет? Только дадут ли бабы все сделать по-моему...»

Он еще раз посмотрел сначала на младшенькую, потом на старшенькую. «Вроде, нет у них никаких своих планов. Как обычно в таких делах, просто ласки хотят, то есть пездами думают. Ну, пусть. С пездами я справлюсь».

Машка, еще раз посмотрев на его торчок, улеглась рядом с дочкой. Ехидно глядя на Ларкино лицо, погладила девицу по внутренней стороне чуть отведенного в сторону бедра:

— Соскуууучилась, говоришь? И по чему именно, а?

И глянула на все еще стоящего перед ними Ивана, как бы говоря: «Ну! Не трусь, не съедим...»

Иван засмеялся и присел у них в ногах, на край кровати. Осторожно раздвинул Лариске ножки еще шире, полюбовался аккуратной, чуть припухшей от желания щелочкой. Кивнул на лобок:

— Ларка, а ты куда треугольничек тут дела? Теперь совсем, как у мамы...

Лариска, успевшая обнять Машу и чмокнуть ее в щеку, немедленно закинула одну ногу на маму, вторую отвела еще дальше в сторону и, приподняв голову, посмотрела на низ живота.

— А, это... Сбрила, дядь Вань... Жарко в джинсах-то...

Протянув руку, Иван кончиками пальцев погладил то место, где перед отъездом была щеточка волос. Ларка, чуть выгнувшись ему навстречу, прикрыла глаза и тихонько ахнула.

— Вот... Вот... дядь Вань, мам... По этому соскучилась.... По вам.... По разговорам с вами, по рукам вашим... по губам...

Иван, наклонившись, поцеловал то место, которое только что гладил рукой. Там было совсем гладко, шелково. Поднял голову:

— Утром брилась, Ларик. Домой собиралась. О нас с мамой заботилась...

— Даааа...

Опять наклонившись, он поцеловал теперь уже начало щелки, и поднял голову вновь. Лариска, закрыв глаза, кусая губы, дернулась недовольно, застонала и, протянув к нему руки, толкнула его голову вниз. Он глянул на Машу: та, закусив, очень похоже на Ларку, губы, мелко-мелко закивала головой.

«Ну, черт с тобой. Смотри, что мы в ванной без тебя делаем...»

Он кивнул подруге на подушки за ее спиной, Маша сначала недоуменно вскинулась, но тут же поняла, что он хочет, и, вдруг развеселившись, передала одну из них ему. Подтянула под себя ноги, сместилась чуть вперед и прислонила Ларискино темечко к своему животу. Открыв глаза, Ларка глянула на маму снизу вверх, чуть испуганно, Маша, опять пустив смешинку, потаскала ее за нос:

— Соскучилась, значит? Ну, маленькая, смотри... Щас весело будет! А?

И, протянув руки, захватила пальцами оба стоящих конусами Ларкиных соска. Чуть крутнула их, Ларка, ахнув, выгнула сиськи вверх, сказала «Вау! Еще, мам...»

Маша опять засмеялась:

— Вань, а ну-ка... – и кивнула на раскрытый Ларкин низок.

Иван ответил шутливым «Есть!», подсунул одну руку под Ларкину попу, приподнял, подложил подушку, чуть повернувшись, улегся грудью на кровать и запустил пальцы в заветное место девушки. Разобрал губки, раскрыл низ и, полюбовавшись растянутой, но несомненно целой девственной плевой, поднял голову и ехидно посмотрел на Машу:

— Ну, я ж говорил...

— Чего?

— «Кааакииим ты быыыыл, тааааким ты и остааааался....»

— Тьфу, Ванька! Ларка вон, изошла уже...

Ларка, поерзав бедрами, слабо, но довольно подтвердила: «Ага, изошла...»

Проведя пальцами по низу цветка, Иван хмыкнул:

— Ну, это мне тут виднее: изошла, не изошла...

— И что? – с неожиданной заинтересованностью посмотрела на него Маша.

Иван задумчиво глядел в Ларкину промежность.

— Дык... Пока не очень... Сделать, конешно, можно, но.... – сказал он тоном вымогающего магарыч сантехника.

Лариска дернула бедрами и жалобно захныкала, но Маша, продолжая, будто машинально, играть с ее сосками, поддержала игру:

— Но что?

— Дык... Оно бы того...

— Ох, вымогатель... Ладно. У-го-во-рил! Если хорошо сделаешь, будет тебе... кхм... вознаграждение.

Сказав это, она на мгновение отпустила Ларкины соски, традиционным жестом сдвинула вместе свои груди и, смеясь, продемонстрировала их Ивану.

С сомнением кивнув, Иван опустил голову между Ларкиными ляжками и, выпустив язык, длинно лизнул лежащие между ними солоноватые от летнего пота прелести от звездочки ануса до самого клитора. Лариска, кажется, чуть не кончила от одного этого движения, а он отстранился, деланно сморщился и опять посмотрел на подругу:

— Дык... Туточки делов много... Заплатите хорошо, хозяйка?

Лариска, шутливо хныкнув, жалобно простонала: «Мааааам...», и Маша, не выдержав, рассмеялась:

— Смотри, не унесешь. Хорош издеваться!

— Ну, чего так сразу-то! Я ведь и обидеться могу...

Лариска, нетерпеливо дергая попой, опять заныла: «Ну дяяяяядь Вааааань....», и он не выдержал тоже. Засмеялся, сказал «Ррррррр» и, подавшись чуть вперед, захватил губами сильно вылезший из глубины клиторок, одновременно запустив пальцы пониже. Ларка заорала от радости, он с трудом, помогая себе плечами, удержал ее ноги раскрытыми, и «сантехник» приступил к делу всерьез.