Отношение к делу, или что для этого нужно.

Мародеры, прятавшиеся в главном здании заброшенной усадьбы, оказались бандой ополченцев-дезертиров из Нотабира. Робан спросил последнего из них, почему тот решил устроить засаду на своих убегающих соседей вместо того, чтобы сражаться с захватчиками. Слишком отвлеченный наблюдением за тем, как Боско убирает следы короткой, но жестокой схватки, мужчина не ответил на его вопрос. Робан потащил его в подвал, где нашел единственного уцелевшего пленника, прикованного к стене. Там же он обнаружил около тридцати беженцев, которые не выжили. Прикованная женщина безучастно смотрела на два трупа, лежавших в углу комнаты. Это были тела юноши и девушки. Она была жива, но ее разум умер вместе с этими двумя детьми. Спасать было некого, оставалось только похоронить несколько трупов. Робан убил их обоих, последнего мародера и последнюю жертву, прежде чем поджечь дом.

Робан и Боско вернулись в Нотабир и прошли через ворота в город примерно за час до полудня. Он навестил Барена Монгеля, и капитан городской стражи тепло встретил его. Они немного поговорили, и Барен рассказал ему, что нашел для них дом в Нотабире и уже послал сегодня утром одного из своих людей, чтобы сообщить им об этом. Дом, который он конфисковал для них, изначально принадлежал богатому купцу, который бежал из Нотабира, спасаясь от вторжения мантакинов. Это было большое роскошное поместье, расположенное по соседству с такими же дорогими усадьбами в южной части города, где проживали все состоятельные граждане Нотабира. Следуя указаниям, Робан вскоре вошел в их новый дом. Это было трехэтажное здание с просторным двором, окруженным садами и стенами высотой в десять футов.

Очевидно, человек Барена успешно передал свое послание, потому что, как только он вошел в дом, Робана тут же встретила счастливо улыбающаяся Мейра. Она сообщила ему, что Чалисса осматривает комнаты, и служанки Яне уже деловито готовят несколько из них, чтобы порадовать свою госпожу. Он нашел Нигуллу и Патессу в комнате на втором этаже, и они действительно были очень заняты, хотя он сомневался, что в данный момент они думали именно об удовольствии своей госпожи. Наблюдение за извивающейся парой на разложенных мехах напомнило ему кое о чем.

— Знаете ли вы, что на Салласе, островном государстве к востоку от Готы, эта поза называется «хатанис»? На нашем языке это переводится как «подружки», и, глядя на вас, я думаю, что это очень подходящее название, - сказал он им, раздеваясь.

Нигулла, сидевшая в позе верхней хатани, подняла голову от бедер Патессы и ответила:

— Патесса для меня скорее сестра, чем подруга, но мне нравится, как это звучит. - Наклонив голову, она наблюдала за тем, как Робан раздевается, и продолжила. - Хозяин, ты же знаешь, мы будем рады, если ты захочешь присоединиться к нам, но если рядом не будет твоих возлюбленных, а наша Госпожа не будет ничего скрывать, твоя сестра сразу поймет, чем ты занимаешься и с кем.

Робан увидел обеспокоенное выражение на ее милом размазанном лице и улыбнулся в ответ. - Это должны решать Яне и моя сестра. Я в этом не участвую, а у тебя нет причин бояться Атеи.

— Это то, во что ты хочешь, чтобы мы поверили, потому что ты возбужден! - Патесса захихикала с противоположного конца их сцепки.

Опустившись перед Патессой на колени, Робан нежно взял ее лицо в свои руки и слизал соки с ее перепачканного рта. - Неужели ты не доверяешь мне, что я защищу тебя от моей злой сестренки? - спросил он шепотом.

Нигулла подползла к нему из-под Патессы и чувственно ответила:

— Это наша госпожа представила нас тебе, и нет сомнений, что ее гнев обрушится на нас, если мы не сделаем все возможное, чтобы угодить ее господину. Так что независимо от того, присоединишься ты к нам или нет, мы в любом случае обречены. Мы будем уповать на тебя в деле нашего искупления. Хотя мы больше не жрицы, мы все еще верующие.

Снисходительно склонив голову, она поцеловала головку его члена, а затем погрузила его в теплую и влажную полость рта. Пока проворный язык Нигуллы ласкал его член, Робан целовал Патессу и гладил гладкую кожу ее лысой головы.

— Я всегда хотел спросить, почему вы двое бреете головы.

— Военачальник Йохиас хотел, чтобы мы были такими, и один из его магов сделал это навсегда, так что на самом деле мы не бреемся. Надеюсь, это не вызовет недовольства хозяина, но мы не можем ничего изменить, - удрученно ответила Патесса.

— Странно, ведь я люблю красивые длинные волосы любого цвета, но ваши лысые головы почему-то возбуждают меня. Дело не только в экзотической редкости, но и в том, что из-за этого вы кажетесь более обнаженными, чем из-за отсутствия одежды. Возможно, именно это мне так нравится – ваша обнаженная уязвимость. Помните, я плохой, - вздохнул Робан, и было похоже, что он не слишком доволен этим самоанализом.

— Ты чувствуешь себя плохо, потому что тебе нравятся наши лысые головы? - Патесса спросила за них обоих, поскольку Нигулла была слишком хорошо воспитана, чтобы говорить с набитым ртом.

— Нет, меня раздражает, что я в очередной раз наслаждаюсь чьей-то слабостью, а это не очень-то приятно, - пробурчал Робан, подавляя стон, который иначе вызвали бы ласки языка Нигуллы.

— Если наша нагота возбуждает тебя, то разве не проявляется твоя слабость, а не наша? - ответила Патесса, нежно улыбаясь ему.

— Это добрая и утешительная мысль. Спасибо, Патесса, - застонал Робан, отдаваясь приятным ощущениям, которые дарил ему талантливый рот Нигуллы.

К удовольствию Патессы, он потерял интерес к разговору и впился губами в одну из ее сисек. Его язык играл с проколотым кольцом соском, а руки шарили по ее телу в поисках новых богатств. Потянув за кольцо на клиторе, он понял, что нашел очень ценное. Беспокоясь о том, что ее лишили драгоценностей, она обхватила его голову руками и крепко прижала его лицо к своему лону, чтобы он не сбежал. Все еще не удовлетворенный тем, что ему удалось найти, Робан раздвинул губы ее киски и проник в скользкие врата ее тайного хранилища сокровищ.

Хотя после морского путешествия в Вернию, где Яне впервые щедро предложила ему услуги своих прислужниц, это уже не было таким уж секретом. То чувство вины, которое он испытывал, обманывая Атею, не шло ни в какое сравнение с удовольствием, которое он получал, ускользая от ее постоянного наблюдения за его мыслями. Вспомнив об этом озорном удовольствии, Робан почувствовал, как по телу пробежала волна возбуждения. В сочетании с осознанием того, что сегодня его воинственная младшая сестра наконец-то узнает о его отвратительном предательстве, этот всплеск возбуждения быстро перерос в необъятный простор дикого вожделения. Наслаждаясь опасностью, которую таило в себе предчувствие возмездия со стороны Атеи, Робан пировал на теле Патессы, как приговоренный к смерти человек на последней трапезе. Рота на члене и пальцев в киске было недостаточно, чтобы утолить его разгоревшийся голод. Только то самое действие, которое вызвало бы у Атеи взрыв ярости, смогло бы сейчас унять его жадность. К сожалению, точное повторение было невозможно, так как растление девственниц – событие необратимое. Тем не менее, по крайней мере, он мог внешне повторить акт, заново переживая воспоминания о том моменте. С чисто технической точки зрения разницы уже не было, потому что у Нигуллы и Патессы не было девственной плевы, которую нужно было разрывать.

Нигулла и Патесса заметили, как изменилось его эмоциональное состояние, как изменилось его отношение и поведение. Когда Патесса обнаружила себя лежащей на спине с прижатыми к бокам коленями, она сразу же ощутила свою уязвимость, вспомнив, что именно об этом шла речь всего несколько минут назад. Внезапно и грубо лишившись своей обожаемой пустышки, Нигулла тоже заметила перемену в поведении Робана, но не в прямой опасности, а в состоянии понять, что произошло и почему. Засмеявшись от радости, она подпрыгнула и вцепилась руками и ногами в широкую спину Робана.

Заглянув через его плечо на подругу, она попыталась подбодрить Патессу:

— Зверь сейчас главный, но мы уже сдались, и тебе не стоит бояться.

Доказывая, что она действительно верующая, Патесса с обожанием посмотрела ему в глаза и своими руками раздвинула губы своей киски, совместив его буйный член с входом в свое тело. Закрыв глаза и спокойно дыша, она приготовилась к боли, которая, как она знала, должна была прийти.

Ее полная капитуляция раздражала, но в то же время успокаивала зверя, и он отступал, чтобы позволить человечеству справиться с этой частью. Он вернется, чтобы сразиться с сестрой, и перспектива предстоящей битвы еще больше утихомирила его пылающую свирепость. Редко используемая киска Патессы была чрезвычайно узкой и неуступчивой, но Робан как можно мягче вводил в нее свой член, и его усилиям способствовали не только ее податливость, но и ее спокойное принятие. Постепенно проход достаточно растянулся, чтобы позволить чрезвычайно приятное продвижение в глубины ее тела.

Патесса изумленно распахнула глаза, когда поняла, что ожидаемого резкого и болезненного толчка не последовало. Вместо этого Робан почти нежно входил в ее тело. Первое, что она заметила, открыв глаза, - сияющий ярко-голубой ореол, окружающий внутреннюю темноту его глаз, и то, что он улыбается ей. Затем она увидела лицо Нигуллы, которое выглядело таким же ошеломленным, как и ее собственное. Следующее, что она с удивлением отметила, - это то, что ее киска была не в восторге от такого медленного продвижения, и она весело захихикала от этого озадачивающего осознания.

— Хозяин, я благодарю за внимание и терпение, но ты не должен быть таким медленным и осторожным, - игриво надувшись, прокомментировала Патесса.

— Женщины, вы все одинаковы, никогда не удовлетворены и всегда находите причины для недовольства, - простонал в ответ Робан, а затем стал вращать бедрами, чтобы как можно глубже войти в нее.

Сильное растягивающее ощущение, которое его движение вызвало в стенках ее писечки, буквально втерлось в несоответствие между размерами его члена и ее, на данный момент, чрезвычайно крошечной, на первый взгляд, попкой.

Нигулла молча слушала, а потом, увидев выпученные глаза Патессы в ответ на движения Робана, разразилась истерическим смехом, отчего свалилась с его спины. Лежа рядом с ними, она ревниво наблюдала за нарастающим возбуждением подруги, пока Робан медленно, но неуклонно наращивал темп своих движений. Патесса беспомощно извивалась, прижатая к его громадной фигуре, но при этом постоянно стонала от удовольствия. Она уже несколько раз достигла кульминации и была готова вновь приблизиться к завершению экстаза. Нигулла неистово ласкала себя, сжимала сиськи и грубо дергала за кольца сосков и тоже была близка к тому, чтобы кончить, когда Патесса закричала от оргазма. Нигулла решила, что ее подруга должна почувствовать удовлетворение, и больше не видела причин отстраняться. В конце концов, они были лучшими подругами, почти сестрами, и должны были делить обязанности, а также моменты наслаждения. Продолжая свои молчаливые размышления, Нигулла нетерпеливо толкнула Робана в плечо. Повинуясь ее требованию, он с хохотом скатился с Патессы на спину. Повинуясь нахлынувшей тоске, Нигулла как можно быстрее взобралась на своего самодовольно ухмыляющегося господина. Встав над его членом, она удерживала его в вертикальном положении руками, насаживаясь. Это причиняло ей некоторый дискомфорт и даже боль, но это была необходимая жертва для удовлетворения ее нестерпимой потребности в разрядке.

Робан завороженно наблюдал за действиями Нигуллы. Особенно его восхищала ее открыто демонстрируемая решимость. Откинув назад голову, Нигулла застонала, глядя в потолок, когда тугие половые органы поддались силе тяжести и воле Робана. Робан застонал вместе с ней, почувствовав, как его член поглощает ее горячая влажная плоть. Вид и звук их наслаждения заставил Патессу хихикнуть.

— Ты нахальная и эгоистичная маленькая шлюшка, Нигулла.

Они проигнорировали это замечание и продолжили наслаждаться соединением своих тел. Следующий звук, похожий на колокольчик, который они услышали, было трудно игнорировать.

— Ты заплатишь за это!

— Нет, я не приказывала им делать массаж твоему брату, - надменно отвергла обвинения Атеи Яне.

— Поскольку Робан не собирался получать массаж, это может быть правдой. То, что он на самом деле собирается сделать, похоже, их тоже не удивляет, но так и должно быть, - проворчала в ответ Атея, встала и направилась к Нотабиру. Ее друзья, разумеется, последовали за ней.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Что должно удивить служанок Яне? - растерянно спросила Леандрис.

— Он хочет трахнуть их и не пытается этого скрыть ни от них, ни от меня, но удивлена только я. Это значит, что такое уже случалось, а значит, им помогли это скрыть. Участие Яне в этом очевидно, но этого было бы недостаточно. Инерка и Чалисса тоже были замешаны, а значит, это заговор с целью обмануть меня, - шипела в ответ Атея.

— Я знала, что он трахается с Нигуллой и Патессой, но почему это стало для тебя сюрпризом или даже заговором? - продолжала допытываться Леандрис, теперь еще больше запутавшись.

— Они были девственницами, когда мы поднялись на борт корабля, плывущего в Вернию, и я недвусмысленно запретила ему это менять, - ответила Атея, и ее пыл нарастал.

— Ты не понимаешь, что предлог для твоего запрета отпал. Нигулла и Патесса больше не были жрицами, а значит, ты не могла выполнить свое обещание публично принести их девственность в жертву, празднуя посвящение нового храма в Фалькате. На будущее тебе следует помнить, что ты не должна пытаться использовать тех, кто принадлежит мне, в качестве средства манипулирования своим братом, - гневно ответила Яне.

— Есть вещи, которых мне нужно достичь, и поскольку я не могу его заставить, манипулирование братом – единственный способ добиться того, чего он не хочет, - возразила Атея.

— Контролировать брата – это то, чего не стоит добиваться. Его нельзя контролировать, и ты – последняя, кто должен пытаться это делать. Помни о своей природе, ведь не зря Хаос и Разрушение могут оставаться вместе целую вечность, - предупредила ее Яне.

Слова Яне не охладили ярость Атеи, но она перестала спорить. Леандрис и Дженайя посмотрели друг на друга и покачали головами, без слов выражая свое согласие со странностью услышанного.

Никого из них не удивило, что Атея смогла провести их прямо к новому дому в Нотабире, не спрашивая ни у кого дороги. Войдя в дом, она проигнорировала приветствия напряженно смотревших на нее Мейры и Чалиссы и устремилась по лестнице на второй этаж. Войдя в комнату и обнаружив место преступления, никто не успел отреагировать на угрозы Атеи, которые она горячо выкрикивала. Когда же они наконец отреагировали, реакция ее совсем не обрадовала.

Хотя Нигулла повернула голову, чтобы посмотреть на Атею, ее яростный взгляд был встречен равнодушным стеклянным взглядом, и Нигулла даже не прекратила свои раскачивающие движения. Когда она застонала от удовольствия, а Патесса захихикала, Атея была готова взорваться. Как раз в тот момент, когда она пыталась решить, как лучше выразить свой гнев, ее мысли прервал вопрос брата.

— И на какую плату ты рассчитываешь, сестренка?

На яростную угрозу отомстить она ответила вызовом, но ее внимание привлек звук его голоса и эмоции. Он не злился и не угрожал в ответ, все было гораздо хуже. Ее гнев был для него забавным развлечением. Ее брат действительно смеялся над ней! На секунду она была ошеломлена этим осознанием, но затем оно усилило силу ее запоздалого взрыва. Взгляд Атеи заволокло кроваво-красным туманом, когда она ворвалась в комнату и бросилась в атаку.

Зверь приветствовал появление своей сестры, и теперь это будет битва, которой стоило ждать. Она не просто перевернется, а будет сражаться всеми силами своего существа и никогда не сдастся. Атея набросилась на него, рыча и шипя. Она кусалась и царапалась, пока Робан не привел ее в состояние вынужденной неподвижности. Когда это произошло, Атея начала мурлыкать, нежно целуя и облизывая ранее нанесенные укусы и царапины. Разумеется, стоило ему ослабить защиту и отпустить ее, как она снова шипела, кусалась и царапалась. Робан то ли смеялся, то ли стонал, но его удовольствие от ее свирепости не менялось. Платье Атеи было мокрым от пота, когда она наконец стянула его и отбросила в сторону. Тяжело дыша, она поднялась, схватила его твердый член и, раздвинув ноги, насадилась на него. Атея застонала от удовлетворения, когда ее неистовые движения загнали его внутрь настолько, что его член коснулся ее шейки матки, но она снова зарычала, обращаясь к нему.

— Тебе лучше никогда не забывать, что ты мой, так же как и я твоя. Я знаю, что иногда бываю мерзкой сукой, но что-то внутри меня возмущается тем, что мне навязали эту связь, потому что тебя ничто не связывает со мной взамен. Как и я, ты должен жить с этим, и, кажется, тебе даже нравятся мои истерики. А теперь будь умницей и позволь мне трахать тебя до тех пор, пока и я не почувствую себя хорошо, - Атея подчеркнула последнюю часть своего заявления, вращая бедрами.

— Ты всегда была непоседливой, и, конечно, я всегда буду любить тебя такой, какая ты есть: моя сестра и близнец моей души.

Робан ответил, улыбаясь, но Атея уже не слушала. Вцепившись пальцами в его грудь, чтобы успокоиться, она задвигала бедрами, быстро приближаясь к разрядке, в которой так нуждалось ее напряженное эмоциональное состояние. Когда она кончила, ее стон прозвучал измученно, но с глубоким удовлетворением. Ее напряженное тело расслабилось, и она опустилась вперед на грудь Робана. Естественно, Робан не мог пропустить этот момент, не достигнув собственной кульминации. Конечно, не случайно он сделал это именно тогда, когда ее киска перестала сжимать его член. Атея уже расслабилась и изнемогала от езды, когда на нее обрушился второй кульминационный удар, и удар этот был сильным. Она вскрикнула от череды толчков, которые пробегали по ее телу в течение нескольких очень долгих минут. Когда оргазм, наконец, закончился, она лежала, задыхаясь и дрожа на его груди.

— Неудивительно, что у меня эмоциональные проблемы с таким братом, как ты. Ты просто чудовище, - жалобно простонала Атея.

Хихиканье Патессы дало ей понять, что она снова не испытывает к ней никакого сочувствия, и на этот раз Нигулла тоже присоединилась. Еще раз застонав, Атея скатилась с брата и закрыла глаза, чтобы немного отдохнуть.

— Вы двое, как и все мы, получили удовольствие, наблюдая за странным, но захватывающим ритуалом сближения моих кузенов. А теперь займитесь делом, мне нужно новое платье, - обратилась Яне к своим служанкам, а затем повернулась к брату и сестре. - Сегодня вы устроили почти романтическое представление, или, может быть, лучше было бы назвать его животным. Однако время пришло, и хотя бы один из вас должен присутствовать на встрече с вождями огузов-отступников, - укорила Яне.

Робан встал и посмотрел на пятерых других зрителей у входа в зал. Гиллин, Мейра и Чалисса, похоже, чувствовали себя виноватыми и избегали его взгляда. Дженайя гневно сверкала глазами, а Леандрис выглядела веселой и улыбалась ему.

— Конечно, если Атея успеет восстановиться, вы можете повторить это представление на собрании. Уверена, огузи оценят его даже больше, чем мы, - добавила Яне, явно обидевшись на то, что ее проигнорировали.

— Подойди сюда и поцелуй меня, моя непокорная рабыня, - сказал ей Робан, наконец признав ее присутствие.

Яне собиралась ответить, но вздрогнула, увидев его взгляд. Осознав просьбу как приказ, исходящий от ее хозяина, Яне повиновалась и медленно приблизилась. Встав перед ним, она приподнялась на носочки, с подозрением наблюдая за ним, и нехотя поцеловала его в плотно закрытый рот. Как только ее губы коснулись его губ, Яне задрожала от возбуждения и застонала от разочарования. Когда волны оргазмического экстаза пробежали по ее телу и ноги зашатались, она вцепилась в его шею, чтобы не упасть. Прошло некоторое время, прежде чем она перестала дрожать. Она ослабила хватку и посмотрела на его ухмыляющееся лицо.

— Атея права, ты чудовище... Хозяин, - вздохнула Яне, но снова поцеловала его.

Спустя некоторое время Яне, Дженайя и Леандрис снова сопровождали Атею, когда она и Робан ехали на встречу с огузи.

— Я знаю, что ты навязал мне эту тягу в качестве наказания. Но раз уж она у меня появилась, было бы неплохо, если бы иногда я тоже могла получать от нее пользу. Считайте это наградой за мое улучшенное поведение. Я не жалуюсь, просто хочу сказать, что это очень подкрепило бы мои усилия стать лучше, - предложила Леандрис, ехавшая рядом с Атеей.

— Больше всего улучшилось не твое поведение, а твоя дерзость, - со смехом ответила Атея. - Неужели игрушки Хассики больше не удовлетворяют тебя?

— Честно говоря, Хассика, как и ты, и все твои друзья, - более чем приятная компания. Это очень неловко, но ваше отношение вызвало не только тягу к проникновению в задний проход, но и желание иметь в этом месте особенный настоящий член. Вы должны быть довольны, потому что это значительно дополняет ваше и без того весьма унизительное возмездие, - удрученно объяснила Леандрис.

— Ты умоляешь об отпущении грехов или просто хочешь, чтобы член моего брата оказался в твоей заднице? - дразняще спросила Атея.

— Вопреки расхожему мнению, я никогда не заблуждалась насчет доброты своего характера. Я знаю, что Дженайя права: я избалованная, жадная и безрассудно эгоистичная. Мне было больно осознавать, что мой статус королевы Готы не делает меня неуязвимой для возмездия. Еще больнее было осознавать, что я потеряла единственного друга, который у меня когда-либо был. Я одинока, Атея, и это тяжелее перенести, чем твою месть мне, - спокойно ответила Лиандрис, но непролитые слезы наполнили ее глаза.

— Ты не умерла, Леандрис, так что заткнись и живи. Если ты не хочешь быть одинокой, прекрати плакать и жалеть себя, это отвратительно, - огрызнулась Атея.

— Ладно, вернемся к моей просьбе позволить твоему брату уделить внимание моим особым желаниям...

Атея прервала возобновление этой темы душераздирающим стоном. По щекам Лиандрис текли слезы, когда она, ухмыляясь, продолжала заново отстаивать свою точку зрения.

Уже поздно вечером они прибыли в лагерь огузов. Их привели к огромному шатру в центре лагеря, и по пути они с любопытством разглядывали каждого огуси, мимо которого проходили. Внутри круглого шатра их уже ждала группа из восьми человек. Они расположились на подушках вокруг низкого деревянного стола, на котором стоял большой графин с чаем. Один из мужчин представился как Фузан Джаргис, глава клана Бурганис, и назвал имена и кланы остальных присутствующих здесь фузанов Огузи.

Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Робан закончил представление, и все уселись за стол, но не успели они начать разговор о войне и возможном союзе, как их встречу прервала Гиллин Канбьерра. Она ворвалась в шатер заметно расстроенная и, не обращая внимания на остальных, сразу же начала говорить с Атеей.

— Макатри взяли Инерку в заложники. Табея и Брина были с ней, когда они захватили Инерку. Они ранили Табею и убили Брину. Я не знаю, где Киприен, и велела всем искать его и других моих братьев, но если он уже узнал об этом, я не смогу помешать ему напасть на Макатри. Это будет война между кланами Галлан, - кричала она Атее.

Атея резко развернулась и закричала на Робана, прежде чем он успел выйти из палатки.

— Нет, ты также не можешь напасть на Макатри! Мы должны вернуть Инерку без тысяч погибших воинов. Я дала клятву защищать их, и ты не нарушишь моего обещания, брат!

— Скоро стемнеет. Дженайя предложила убить Марни; она тоже могла бы пойти и освободить Инерку, - спокойно предложил Яне.

— Дженайя просто хотела поболтать, и у нее нет того, что нужно, чтобы убить кого-то, - отмахнулась Гиллин от идеи Яне.

— Может, у нее и нет, но у Робана есть, - мрачно ответила Атея и протянула ему свой кинжал.

Робан уставился на сестру, но потом взял у нее кинжал и уколол себе большой палец. Теперь Дженайя смотрела на Робана, когда он подошел к ней, и все остальные тоже смотрели. Он грубо схватил ее за волосы на затылке и крепко держал, размазывая кровь из большого пальца по ее губам. Как только кровь увлажнила их, Дженайя громко застонала и слизнула кровь с губ. Ее кристально-голубые радужки стали черными, а белки глаз – кроваво-красными. Она вылетела из палатки, и последнее, что они услышали, прежде чем Дженайя исчезла во тьме, был нечеловеческий крик чистой ярости.

— Теперь у нее есть все, что нужно для убийства, - спокойно заметила Яне.

Недалеко отсюда была маленькая девочка-сирота, у которой тоже было все, что нужно. Никто не заметил, как она покинула приют вскоре после огорчительного визита молодой женщины и ее непокорного ребенка. Уже стемнело, а она все пряталась у дороги, ведущей из лагеря амазонок в Нотабир, и ждала. Это был ее счастливый день. Девушка была одна. Ее старшая подруга, видимо, еще обсуждала что-то и ушла из лагеря без нее. Маленькая сиротка вышла из своего укрытия и вприпрыжку подошла к молодой амазонке.

— Ты амазонка, тебя зовут Рабина, и ты подруга Верховного защитника Атеи, я права? - взволнованно спросила она, радостно улыбаясь девушке, стоящей перед ней.

— Я не знала, что я знаменита, откуда ты меня знаешь? - спросила в ответ Рабина, тоже улыбаясь.

Маленькая темноволосая девочка робко огляделась по сторонам, чтобы проверить, не смотрит ли кто-нибудь еще, прежде чем ответить. - Последние несколько недель, пока я ждала, я задавала много вопросов.

— Понятно, а почему ты так интересуешься мной и моими друзьями? - продолжала расспрашивать Рабина.

Девушка засуетилась и нервно сцепила руки за спиной. - Я расскажу тебе, но это секрет, и я должна шепнуть тебе на ушко.

Рабина, улыбаясь, подошла ближе и наклонилась, чтобы девочка могла прошептать ей на ухо.

— У меня есть задание, и мне нужно знать как можно больше, потому что я не могу допустить ошибки, - сказала она ей.

Рука, которую девочка прижала к ее рту, была на удивление сильной и заглушила бы любой звук, но когда она вонзила острый кинжал в сердце Рабины, юная амазонка мгновенно умерла и не успела закричать. Маленькая сирота осторожно опустила мертвое тело Рабины на землю. Когда она заглянула в пустые, стально-серые глаза, безымянное существо покинуло тело сироты и перешло в тело Рабины. Ее предупреждали, что воплощение Бога Разрушения будет чуять врага, но она никогда не испытывала враждебности к цели, а он даже не был ее целью. Она также никогда не испытывала жалости к заданию, но, возможно, Бог и Богиня подземного мира рассудят в пользу незадачливой девушки. Она сомневалась в этом, да и на уме у нее были более важные вещи.

Она оставила быстро гниющий труп другой незадачливой девочки, спрятав его на обочине дороги. По дороге в Нотабир она думала о своем задании. Теперь она будет близко к цели, но опасность быть обнаруженной тоже возрастет. Она не знала, что будет хуже: провалить задание и потерять последний шанс вырваться из вечного заточения во тьме собственных воспоминаний или быть обнаруженной при попытке убийства живой богини и ожидать неизвестного наказания. Как и тысячу раз до этого, она пришла к выводу, что последствия неудачи немыслимы.