Половина таргов пала, но наступающие фаланги заплатили кровавую цену за каждого из них. Затем раздался взрыв. Он был громким, заставив друзей и врагов остановиться, наблюдая за снегопадом огней. Не было слышно ни лязга металла о металл, ни боевых кличей, даже вой зверя прекратился. Однако тишины все равно не было. Тысячи тел лежали на земле, но не все они были мирными трупами. Среди них были умирающие, но еще не мертвые люди, раненые, калеки; их крики, хныканье и плач – другие звуки битвы.

Не сожалея, не сострадая мертвым и раненым, Робан с удовольствием наблюдал за этой сценой. Он тоже был ранен. Копье пронзило его левый бок, чуть выше тазобедренной кости. Зверь был на первом месте в его сознании, и он не чувствовал боли. Рана почти не мешала ему двигаться после того, как он отломил деревянное древко у себя за спиной. Рана не должна была его беспокоить. Зверя не волновали раны, он был бессмертен, но что-то в этом было тревожным. Подумав об этом, он нахмурился, вспомнив свои слова:

— Я больше, чем вождь Норгара. Я Зерот, Бог Разрушения. - Это было правдой, но правдой было и кое-что другое. Он тоже стал больше, чем бессмертный.

Затрубили рога, раздались новые боевые кличи, и тысячи волков завыли в ночи. Шум возобновившейся битвы прервал его мысли, и зверь отступил, ища тишины в собственном разуме. Отступление бессмертного заставило человеческий аспект выйти на первый план. Он посмотрел на острие копья, торчащее из его тела, и эта часть единства без труда оценила ситуацию.

— Ей это не понравится, - проворчал Робан, прежде чем его внимание вернулось к бою.

Дурхети были исключительно выносливой расой, но они были измотаны после двухмесячного перехода через горы и сегодняшнего форсированного марша для нападения на лагерь Норгара. Им было приказано атаковать и отступить прежде, чем враг успеет собрать свои силы. Это было действительно испытание, но их план так и не был реализован. На них обрушился кошмар, а вслед за ним – орда гигантских, закованных в железо дикарей, охваченных убийственным безумием. Они потеряли треть своей армии из-за безжалостной атаки и пытались отбить центр своей позиции. Когда битва возобновилась и их атаковали со всех сторон, в них уже не осталось сил. Не имея пути к отступлению, войска на юго-востоке сдались кланам Огуси и Галлан. Дурхети на западе тоже пытались сдаться, но волки не поняли концепции капитуляции, и тысячи людей погибли, а Тухак ничего не сделал, чтобы предотвратить резню.

Оставшиеся в живых тарги собрались вокруг него, когда Робан заглянул в мертвые глаза трупа, лежащего у его ног. Он опустился на одно колено и снял железную цепь с лодыжки мертвеца.

— Ты был первым из Таргов и будешь первым из Вермураков, - прошептал он, и голубые глаза трупа потемнели. - Принесите мне цепи ваших павших товарищей, - приказал Робан, закрывая глаза мертвого воина.

Спустя некоторое время Робан наблюдал за группой всадников, подъезжающих к холму, и видел, как у его ног растет стопка железных цепей. Атея остановила свою лошадь в нескольких ярдах перед ним. Она ничего не сказала, но ее глаза напряженно блестели, когда она осматривала его внешность. Тишину нарушила Яне, стоявшая рядом с ней.

— Хочешь, я раскалю железо и прижгу рану, хозяин? - спросила она, мило улыбаясь.

Робан наблюдал за группой, и увиденное ему не понравилось. Его сестра, вожди клана Галлан, даже Огузи смотрели на него, как на непослушного ребенка.

— Рана может подождать, но ты можешь быть полезна и другим способом. Я чувствую себя немного напряженно, иди сюда и соси мой член, рабыня, - ответил он Яне.

Ее ответный стон прозвучал довольно невнятно, но гневные взгляды остальных усилились. Они сменились выражением недоверия, когда принцесса Эриланская соскочила с лошади и проворно подошла к нему. Опустившись на колени у его ног, она ловко расстегнула его штаны.

Он услышал возмущенный ропот фузанов Огузи и увидел Гиллин Канбьерру, приближающуюся к его сестре.

— Атея, ты должна... - начала Гиллин, но Атея грубо прервала ее.

— Что я должна сделать? Помочь ей? Она не нуждается в помощи, Яне сама прекрасно справляется с этим. Ты могла бы поучиться у нее, она знает, когда нужно заткнуться! - Атея взвизгнула и спрыгнула с лошади.

Он почувствовал, как головка его члена скользит по мягким полным губам во влажное теплое отверстие. Робан перевел взгляд с сестры на лицо женщины, стоящей на коленях у его ног. В лице этой женщины не было ни неповиновения, ни даже нежелания. В ее сапфирово-синих глазах читалась лишь покорность. Она положила руку ему на бедро, и он почувствовал щекочущее ощущение, когда копье в его боку начало двигаться. Покинув его тело, оно упало на землю, рана уже закрывалась. Убрав руку с его бедра, она скрестила запястья на пояснице. Ее сверкающие глаза не отрывались от его глаз, пока она стояла перед ним на коленях и ждала с его членом во рту.

— Ты выбираешь ее сторону против своего хозяина каждый раз, когда позволяешь ей прятаться за тобой. Это делает тебя такой же непокорной рабыней, как и она. Мне придется подумать о наказании для тебя, - сказал он, положив руки ей на голову и перебирая пальцами ее белокурые локоны.

Робан зажал ее голову между ладонями и, слегка толкнув бедрами, погрузил член в ее рот. Его движения сопровождались легким посасыванием, и Робан застонал от удовольствия, почувствовав, как нижнюю часть его члена ласкает влажный, бархатистый язык. Продвигаться через тесное горло не мешало, а доставляло еще больше удовольствия. Продвигаясь дальше по ее глотке, он услышал красивую мелодию и почувствовал, как вибрация ее мелодии массирует его член. Он застонал и отдернул бедра, чтобы вернуться обратно. Руки в ее волосах сжались в кулаки, и он глубоко вонзил свой член в ее горло, все быстрее и быстрее, снова и снова, безрассудно. Робан отдался чувству блаженства, но когда он кончил и его сперма хлынула в горло Яне, его громогласный рев прозвучал победно.

Посмотрев вниз, он увидел, что Яне облизывает губы. - Тебе понравилось, не так ли? Мне придется хорошенько подумать, как тебя наказать.

На его замечание она ответила ярким блеском глаз. - Да, господин.

— Пустая угроза, если я ее вообще слышала, - прокомментировала Атея.

Она стояла всего в нескольких ярдах от него, скрестив руки на груди. На лицах стоявших позади нее и все еще стоявших на ногах вождей клана Галлан отражался гнев, но также и растерянность. Смущение по поводу развратного полового акта, свидетелями которого они стали, и возбуждения, которое они испытывали, наблюдая за ним. Это было так же легко определить, как и яростные взгляды фузанов Огузи: оскорбленные, ненавидящие и ревнивые.

Проследив за взглядом брата, Атея обернулась и увидела то же самое.

— Ну что ж, раз мой брат больше не выглядит напряженным, может, вы хотите что-то с ним обсудить?

— Твой брат – бешеное животное. Огузи не хотят с ним ничего обсуждать, - ответил один из фузанов.

Гиллин Канбьерра смотрела и слушала, как другие фузаны горячо выражают свое согласие, прежде чем ответить сама. - По-моему, Робан ясно дал понять, как высоко ценит наше мнение, - прокомментировала она, - и мне тоже нечего с ним обсуждать, но если он захочет, чтобы я отсосала у него, я это сделаю, - спокойно закончила она.

Все уставились на Гиллин, но короткое молчание было нарушено, когда Сахейн Каллганнен и Синхейд Дохоугни разразились хохотом. Они все еще смеялись, когда огузи сердито развернули своих лошадей и галопом помчались прочь, что заставило остальных вождей клана Каллганнен присоединиться к их смеху. Когда смех наконец прекратился, одна из вождей клана направила свою лошадь в сторону Гиллин.

— Огузи – самодовольная, напыщенная кучка, но они правы. Норгары – бешеные звери, а их вождь – хуже всех. То, что он только что сделал с бедной женщиной... и на глазах у всех... он отвратительная свинья, - сказала она негромко и с запинкой.

Гиллин посмотрела на нее и на других женщин, на каждую из них, прежде чем ответить. - Я не рада, что норгары здесь, в Вернии, но больше всего я не рада потому, что они нужны нам. Норгары нужны мне, чтобы защищать свою семью. Без них я не справлюсь. Но Норгар пришел не для того, чтобы защищать мою семью. Они здесь по другой и только по одной причине. Они последовали зову своего вождя, и если он уйдет, они снова пойдут за ним. Я сказала, что буду сосать его член, но я готова сделать гораздо больше, чем это, чтобы он остался и защитил мою семью.

Выражения лиц женщин, слушавших Гиллин, ожесточились, и они кивнули в знак согласия. После этого главы кланов последовали за Гиллин, когда она ушла к своей семье.

Атея все слышала и покачала головой, глядя, как уходят главы кланов. Она подошла к Яне, которая все еще стояла на коленях у ног Робана.

— Бедная женщина, с тобой так ужасно обошлись, у меня сердце кровью обливается, - сказала она, глядя на белокурую богиню.

— Раз уж ты возглавляешь эту ханжескую шайку, тебе следует пожалеть себя, - ответила Яне и плавным движением поднялась на ноги.

— Я не могу решить, ненавижу или люблю тебя. Может быть, когда-нибудь я пойму, но будем надеяться, что этот день никогда не наступит, - ответила Атея, но теперь ей пришлось взглянуть на высокую женщину, возвышавшуюся над ней.

— Богиня Хаоса не определилась, поразительно! Давай я напомню тебе, почему ты так считаешь.

Глаза Атеи были прикованы к прекрасному лицу, склонившемуся над ней. Она нахмурилась, но когда влажные блестящие губы Яне коснулись ее губ, Атея ответила на поцелуй, как и на нежные объятия. Она не стала отказываться от языка, стремящегося проникнуть в ее рот. Скользкий язычок подарил знакомый вкус, и ее чувства взорвались. Атея крепко прижалась к ней, отчаянно терлась промежностью о бедра и стонала, когда ее собственный язык боролся с языком Яне, чтобы насытить ее возбуждение. Легкое пощипывание одного пульсирующего соска – вот и все, что потребовалось, чтобы вывести ее из равновесия. Атея закричала в рот Яне, падая.

— Теперь ты помнишь? - спросила Яне, обнимая обмякшее тело Атеи, чтобы та не упала.

— Да, спасибо. Помню, мне не нравится, что ты нечестно сражаешься, но нравится, как ты обманываешь, - задыхаясь, ответила она.

— Похоже, ты тоже была немного напряжена. Теперь тебе лучше? - Атея слышала усмешку в голосе брата, когда он задавал ей вопрос.

Заглянув через плечо Яне, она хотела пронзить Робана гневным взглядом, но не нашла в себе сил. Вместо этого она позволила своему взгляду блуждать и задала ответный вопрос.

— Ты теперь собираешь сувениры о своих глупых сражениях?

— Нет, - ответил он, проследив за взглядом сестры до груды железных цепей у своих ног.

Робан сжал в руке одну-единственную цепь, которую взял раньше, присел рядом со стопкой и ударил кулаком в ее середину. Из центра штабеля вырвалось черное пламя и повалил густой дым. Тепло не плавило железо, цепи крошились, источая холод. Вскоре от них осталась лишь груда черного пепла. Внезапный ветерок сдул пепел, и, когда кулак вновь появился на свет, он все еще держал одну железную цепь.

— Никаких сувениров, только железные цепи, - сказал Робан, обматывая единственную оставшуюся цепь вокруг левого запястья.

Менджа проснулась от солнечных лучей нового дня, щекотавших ее лицо. Зевнув, она потерла глаза, и ее уши уловили любопытный звук. Она подошла на коленях к изножью своей большой кровати и посмотрела вниз. Боско лежал, положив большую голову на передние лапы. Однако источником любопытного звука был не он. Глубокое, ровное мурлыканье, которое услышала Менджа, исходило от черной пантеры, уютно устроившейся у него под боком.

— Собаки не любят кошек. Ты должен гонять ее по всему дому и не позволять ей обниматься с тобой, - заметила Менджа.

Уши Боско дернулись, но единственным его ответом было протяжное фырканье. Пантера вяло потянулась, а затем вскочила на кровать рядом с Менджой. Широко раскрыв глаза, она наблюдала, как кошка превращается в молодую женщину.

— Ты сделала его слишком умным. Он выглядит как собака, но на ощупь как кошка, очень ласковая, - улыбаясь, сказала Сурисса.

Боско отнесся к ее замечанию с очередным фырканьем.

— Я не знала, что кошки умнее собак, - призналась Менджа и заставила Боско фыркнуть в третий раз.

— Я кошка, поэтому должна знать, и теперь ты тоже это знаешь.

Менджа задумчиво наблюдала за ней, а потом спросила:

— Ты как папа, Атея и я, не так ли?

— Твоя подруга Дженайя задала тот же вопрос... - начала Сурисса, но Менжа перебила ее.

— Дженайя – моя сестра. Мы обе – папины дочки, хотя она называет его своим сиром.

— В этой семье очень сложные родственные отношения, бабушка! - Сурисса рассмеялась.

— Ты надо мной смеешься, - нахмурившись, пожаловалась Менджа.

— Нет, я смеюсь вместе с тобой, это разные вещи, - ответила женщина.

— Это не смешно! Робан – мой отец, и я его настоящая дочь, а не бастард! - Менджа закричала, ее маленькие ручки сжались в кулачки, а глаза наполнились слезами.

Сурисса некоторое время наблюдала за плачущей девочкой. - Я богиня, но я лежу у подножия твоей кровати и охраняю твой сон, потому что ты – самое важное существо на Калмире. Эйна выбрала тебя, Зерот выбрал тебя, Гания выбрала тебя. Судьба выбрала тебя, чтобы воссоединить троицу, судьбу этого мира, но ты все равно плачешь из-за глупого замечания бессмысленного, мерзкого человека. Плачешь теми же слезами, которые однажды возвестят о конце этого мира. Ты ошибаешься, Менджа, это смешно!

— Может, для тебя это и смешно, но для Менджи – нет. Избранница Судьбы еще ребенок. Оставь ее в покое. Денисса позаботится о ней. Атея дала мне задание, но я не доверяю себе, поэтому прошу тебя о помощи, - сказала Дженайя, стоя у открытой двери в комнату, а за ней – обеспокоенная Денисса.

— Прости, Менджа. Я не хотела тебя обидеть, - извинилась Сурисса.

Обняв Боско, она спрятала лицо от посторонних глаз и прижалась к его шее, но не похоже, чтобы Менджа ее слушала.

Лагерь мантакинов был гораздо больше, чем самый большой город на восточном полушарии Калмиры. С его широкими дорогами и быстро растущими прочными строениями он и сам больше походил на город, чем на обычный военный лагерь. Некоторые кузницы, амбары, склады и торговые посты уже были построены и кипели активной деятельностью. По оживленным дорогам лагеря разъезжали представители народов, никогда не встречавшихся по эту сторону горной цепи. Сегодня этими дорогами пользовались также пятьдесят рыцарей Туларкиса и две женщины, которых они охраняли. Рыцари Туларкиса старались, но не всегда могли удержаться от того, чтобы не поглазеть на странных и экзотических людей и животных, проходящих через лагерь. Достигнув перекрестка, они были вынуждены ждать, пока проедет отряд конных лучников.

Лучниками были Улгунты, а их животными – Гумы. Гума имеет размер и, вероятно, вес двухэтажного дома. Боевым снаряжением лучников служили большие корзины, прикрепленные к бокам грудной клетки зверя. Хотя спина гумы была высокой, его огромная голова с бивнями длиной в ярд свисала до самой земли. Дикий гума живет корнями и использует свои бивни для их выкапывания. Конечно, Улгунты по-другому обучали своих скакунов использовать бивни в бою.

Местом назначения рыцарей было укрепление, расположенное на горе. Достигнув форта, женщины должны были оставить свой эскорт позади. Союзники или нет, но во временную резиденцию императора Мантакина не допускались вооруженные чужеземные солдаты. Две женщины, которым разрешили войти внутрь, не возражали против потери своей охраны. В их жизни не было ни одного дня, чтобы Айфера или Эстера испытывали беспокойство в присутствии простых людей.

Оказалось, что комната, в которую их привели для встречи с Даркунтисом, на самом деле была пещерой. Это обстоятельство заставило Айферу мрачно улыбнуться. Это было большое помещение, и освещен был только центр, дальние стены пещеры оставались во мраке. Император сидел на своем троне, а по бокам от него расположились несколько человек, но обе женщины чувствовали присутствие гораздо большего числа людей, скрывавшихся в тени. Даркунтис выглядел истощенным и изможденным, как столетний старик, но, поскольку его реальный возраст был более чем вдвое больше, его внешность можно было назвать удивительно юной.

Айфера и Эстера заняли места на двух стульях напротив трона. Некоторое время император молча наблюдал за ними, а затем закрыл опустевшие глаза. Айфера подумала, что он уснул, но тут услышала его хрипловатый голос.

— Я всего лишь смертный, и у меня нет времени на пустую болтовню. Твоя сестра Яне – все, что я когда-либо хотел от тебя, но ты ею не владеешь, и, как я узнал, никогда не владела. Наш договор недействителен, почему ты здесь?

— Ты сам сказал, что ты всего лишь смертный. Может быть, ты и научился кое-чему, и знаешь еще кое-что, но есть столько вещей, которых ты не знаешь, что просто спотыкаешься во тьме своей некомпетентности. Ты веришь, что твоя армия достаточно велика, чтобы одолеть кланы Галлан, Норгар и какого-нибудь охотника-отступника Огузи, но ты понятия не имеешь, кого на самом деле тебе предстоит победить. Если ты еще не заметил, брат и сестра Норгар – это не просто легенда. Твоя армия сражается с самой сутью войны, Хаосом и Разрушением. Наверняка жрецы все еще говорят о том, что ты достаточно силен, когда на твоей стороне их боги, но это не так. Боги Атисеоса ревностно следят за своей властью. Защищая ее, они изгнали собственных детей и никогда не позволят смертному стать равным им. Этот совет я дала тебе бесплатно, подумай над моими словами и, возможно, тогда ты захочешь выслушать новое предложение, которое у нас есть для тебя, - сказала Айфера.

Даркунтис медленно открыл глаза и снова посмотрел на двух женщин. Это была единственная внешняя реакция на заявление Айферы. Никто из мужчин, сидевших по бокам от него, даже глазом не повел во время ее речи.

— Ты говоришь, что жрецы дают мне плохие советы. Тогда пусть Верховная жрица Марвенны скажет, что она думает по этому поводу, - наконец ответил император.

Высокая худощавая фигура, облаченная в темный плащ с капюшоном, вышла из тени и направилась к трону. Встав рядом с Даркунтисом, она повернулась лицом к Айфере и Эстере. Затем она откинула капюшон.

— Кассия! - Эстера вскрикнула, а Айфера просто вытаращилась на девушку.

— Прошло много времени, но теперь мы снова встретились, да еще и в военном лагере. Однако, раз уж ты только что заявила о своих превосходных знаниях обо всем происходящем, тебе не стоит удивляться, увидев меня. Ведь я – верховная жрица Марвенны в империи Мантакина уже более двухсот лет. Марвенна – это имя, под которым Гания известна к западу от гор. Конечно, вы уже знаете об этом, или, возможно, ваши знания не так обширны, как вам кажется. Давайте проверим. Знаете ли вы точную дату, когда я стала Верховной жрицей? - спросила Кассия, но ошеломленные слушательницы не ответили.

— Памятная дата, это день, когда я родила Даркунтиса.

— Даркунтис – твой сын, - пробормотала Айфера, с недоверием глядя на эту пару: старого, изможденного мужчину на троне и юную курносую красавицу, стоящую рядом с ним.

— Похоже, твои обширные познания несколько дырявы, - сухо заметила Кассия. - Да, он мой сын. Когда срок его жизни уже нельзя было продлить, я поняла, что Яне – это выход, и предложила заключить между вами договор. Мне также было хорошо известно о твоем обмане. Ведь я должна была, не так ли? - спросила она, улыбаясь. - Я знаю, что ты действительно этого хочешь.

Кассия потянула за золотую цепочку на шее, и взору предстал ее кулон. Это был осколок кристалла длиной три дюйма с острыми как бритва краями.

— Осколок Атисеоса.

Айфера и Эстера уставились на кулон с неприкрытой жадностью в глазах.

— Теперь, когда вы знаете больше о ситуации, мы выслушаем ваше предложение, но больше никогда не пытайтесь меня обмануть.

За час до полудня они добрались до почти готовых башенных ворот лагеря Норгара, и, услышав просьбу Дженайи дать указания, стражники с удивлением переглянулись. Поначалу так оно и было, но удивленные взгляды быстро превратились в развратные ухмылки, когда они разглядывали трех женщин. На Дженайю и Суриссу эти взгляды не произвели никакого впечатления, но по звукам, которые издавала Марни Макатри, можно было понять, что уровень ее тревоги растет. Ее крик также вызвал множество любопытных взглядов на пути через лагерь, особенно когда они наткнулись на группу тухаков и их волков. На мгновение показалось, что возбужденные Хоррики вырвутся на свободу и нападут, но несколько лающих команд мужчин удержали их на расстоянии.

Наконец женщины добрались до места, о котором Дженайя расспрашивала стражников. Это был большой шатер где-то в центре растущего лагеря. Он не охранялся, но группа воинов только что вышла из палатки и стояла у входа, разговаривая, смеясь и выпивая.

Дженайя покрепче сжала поводок пленницы и заглянула внутрь.

Деревянные настилы, корыто для воды и земля, устланная соломой. Сарай для скота. Она услышала чьи-то всхлипывания, и на нее уставились пустые глаза. Зрелища и звуки страдания, но это было человеческое страдание. Сарай для скота, а скот – женщины.

— Я не могу этого сделать. Я не могу оставить ее здесь. - Голос Дженайи дрожал.

— Это Атея велела тебе сделать это? - спросила Сурисса.

— Она сказала, что в лагере Норгара с женщинами обращаются как со скотом, а поскольку она хочет избавиться от Марни, то велела мне привести ее сюда, - ответила она.

— Что ж, мы в лагере Норгара, и чтобы избавиться от Марни, ты можешь просто убить ее. Миссия выполнена, и, возможно, тебе будет легче, - сказала Сурисса и пожала плечами.

— Ты ведь можешь это сделать, верно? Ты можешь просто оставить ее здесь, не испытывая угрызений совести.

— Я не человек и не разделяю вашу мораль. Разве не по этой причине ты просила меня сопровождать тебя? - спросила в ответ Сурисса.

— Да, - ответила Дженайя. - Я думала, что это поможет мне, но это не так. Вообще-то я тоже больше не человек, но это мне тоже не поможет. Ты права, я могу убить ее, но я не могу бросить ее на произвол судьбы, чтобы использовать как человеческий скот.

Громкий рев, доносившийся из ямы в пятидесяти ярдах от них, прервал их беседу. Привлеченные любопытством, они подошли и заглянули в яму. Яма была вырыта глубоко, почти на десять ярдов, и в ней сидел огромный медведь.

— Тебе даже не нужно убивать ее самой, просто толкни ее, - предложила Сурисса.

— Эй, прекратите! - крикнул Норгар и побежал к ним. - Вы не можете толкать случайных людей в яму Булгара.

— Булгар – это имя медведя? - спросила Сурисса.

— Да, назвал его в честь своего деда. У них одинаковый нрав и внешность довольно близкая, - ответил он, ухмыляясь.

— Ты беспокоишься не о женщине, а о рационе Булгара, - предположила Сурисса.

— Я даже не знаю эту женщину, - ответил Норгар с озадаченным выражением лица, - но Булгар принадлежит мне, и только я могу его кормить.

— Булгар выглядит здоровым. Некоторые люди очень плохо относятся к животным, но ты хорошо о нем заботишься. Мне это нравится. - Сурисса улыбнулась.

Дженайя не улыбалась. Она закрыла лицо ладонью и застонала. Пока Сурисса и Норгар продолжали беседовать, обсуждая лучшие методы поддержания блеска шкуры, Дженайя бросила поводок Марни и молча ушла.

Это был трусливый поступок, но Дженайя никогда не оглядывалась назад и больше не слышала о Марни Макатри.

Атея и Яне ехали домой верхом, а Робан шел между ними, когда они наткнулись на возбужденно спорящую группу людей.

— Мы не брали никаких пленников и, конечно, не будем кормить ваших! - громко заявил один из норгов.

— Здесь более десяти тысяч пленников, и у нас уже заканчивается провизия. Мы не сможем прокормить их всех сами, - заметила женщина из клана Галлан.

— Это не моя проблема, а ваша, - со смехом ответил Норгар.

— Мы сражались и выиграли битву как союзники. Они ваши пленники, как и наши, - возразила другая женщина из клана.

— Тогда отправь их к Тухаку, я уверен, что их волки будут благодарны за дополнительную порцию корма, - сказал ей Норгар, ухмыляясь.

Женщина побледнела в ответ на его замечание. Это не было секретом, и многие воины клана были свидетелями бойни прошлой ночью, когда волки Хоррика напали на сдавшихся Дурхети.

— Мы не станем ни кормить их, ни отдавать на съедение хоррикам, - вмешался Робан.

Все повернулись к Робану, Норгар нахмурился, а женщины клана растерянно переглянулись.

— Дурхети избиты и разоружены. Отправьте их домой, - сказал им Робан.

Выражение лица Норгара еще больше помрачнело, а женщины вопросительно посмотрели на Атею.

— Вы слышали моего брата. Это был приказ, а не предложение, и вы подчинитесь, - крикнула Атея, демонстрируя свой гнев.

Женщины поклонились и ушли, не сказав больше ни слова, но Норгар остался.

— Норгар не жалеет своих врагов. Будешь ли ты жалеть их, когда они вновь вооружатся и будут сражаться против тебя? - спросил он.

— Ты знаешь о сострадании больше, чем я, и должен помнить об этом, когда говоришь со мной.

Голос Робана был жестким и холодным, но воин отшатнулся не из-за его слов, а из-за пустоты, которую он увидел в его глазах. Заглянув в пустоту, Норгар поверил, что в глубине тьмы ему не найти сострадания или вообще каких-либо чувств. Он ушел, убедившись, что жалость – не слабость его вождя.

— Если мы ничего не предпримем, то скоро этот непостоянный союз распадется, - сказала Атея, наблюдая за молчаливым отступлением воина. - Я знаю, что Норгар не бросит своего вождя, и кланы Галлана тоже не перестанут защищать свою родину, но нам нужно, чтобы они сражались вместе. И даже не напоминай мне об Огузи, они уже практически потеряны.

— Ты же знаешь, как плохо я отношусь ко всем этим эмоциональным вещам, включая политику, и все равно ты привела их ко мне, - пожаловался Робан.

— Не напоминай мне об этом, - вздохнула Атея. - Но нам нужно что-то делать.

— В твоем гареме нелады, в альянсе беспорядки, повсюду ссоры, драки и сражения. Даже войны с Мантакином оказалось недостаточно, нужно было подключить божественную семью. Дорогая кузина, ты игнорируешь очевидное, - самодовольно заметила Яне.

— Просвети меня, Яне. Что для тебя очевидно? - сквозь стиснутые зубы спросила Атея.

— Это ты. Я не обвиняю тебя, это твоя природа. Мне просто интересно, почему ты не можешь насладиться хаосом, который устроила, - любезно ответила Яне.

— Не сегодня и, возможно, не завтра, но однажды я убью тебя, - прошипела в ответ Атея.

— Хотя она права, конечно, мне придется наказать свою непокорную рабыню за этот проступок. Не могу же я допустить, чтобы рабыня говорила правду без моего разрешения, - усмехнулся Робан.

— Я знаю, что она права, но все равно когда-нибудь убью ее, - проворчала Атея.

Пока эти трое продолжали свой путь домой, из лагеря Огузи выехала группа всадников. Во главе с фузаном Джаргисом они направлялись к границе Туларкиса и на тайную встречу с Великим фузаном Рогунатой. Атея ничего не знала ни о встрече, ни о ее цели, и весьма сомнительно, что это знание доставило бы ей удовольствие.