Робан громко и долго стонал, выражая глубокое разочарование.

Он больше не стоял на коленях на мягкой траве, а лежал на спине на холодном, твердом камне. Его запястья и лодыжки были теперь скованны. Он чувствовал тяжелые железные оковы и цепи между ними. Это было опасно, очень опасно. Он больше не был в Подземном мире, что было и хорошо, и плохо. Его визит был преждевременным, неудачным по времени и очень болезненным, но это был быстрый способ попасть в Подземный мир, а попасть в Подземный мир было необходимо для его плана. Это по-прежнему было необходимо, и ему нужно было снова туда отправиться.

Однако ничто из этого не было причиной его душераздирающего разочарования. Его чувство потери было почти непреодолимым, и он снова застонал. Робан был уверен, что, открыв глаза, он увидит лицо своей сестры, злобно улыбающееся. Она была единственной, кто был достаточно жесток, чтобы сделать с ним такое, и единственной, кто был достаточно смел. Робан открыл глаза, чтобы посмотреть в лицо своему мучителю, и там было лицо, улыбающееся ему, но это было не лицо его сестры. На самом деле, там было много лиц, и лицо Айферы было лишь первым, которое он увидел, оглядевшись вокруг. Как ни странно, ни одно из этих лиц не принадлежало его сестре. Айфера стояла на коленях рядом с ним, а остальные стояли подальше, окружая его, и никто больше не улыбался. Яне стояла на коленях с другой стороны, положив руку ему на плечо. Она тоже не улыбалась. Ему показалось, что она выглядит довольно обеспокоенной. Совершенно иначе вела себя мурлыкающая Черная Пантера, растянувшаяся на его бедрах и коленях, положив передние лапы ему на живот.

— Добро пожаловать обратно в мир живых, — сказала Айфера, и ее улыбка стала еще ярче.

Робан не ответил словами, но многозначительно посмотрел сначала на ее глаза, потом на свои скованные цепями запястья, а затем снова на нее.

— Прости, но мы посчитали, что эти цепи — необходимая мера предосторожности. Мы находимся в состоянии войны, а ты — в военном лагере Мантакина, во временном тронном зале и в присутствии императора. На самом деле это пещера, забавно, не правда ли? — ответила Айфера на его безмолвный вопрос. - Пожалуйста, не старайся разорвать эти цепи, они очень ценны для меня, это семейная реликвия. Сила будет бесполезна, они открываются по команде, — сказала она и коснулась одного из наручников указательным пальцем. На поверхности железных оков стали видны светящиеся золотые символы.

Робан удивленно поднял брови, увидев символы.

Айфера наклонилась над ним и нежно поцеловала его в лоб. - Ты будешь хорошим мальчиком, Робан, правда? — спросила она, глядя в темную бездну его глаз.

Робан пытался сохранять бесстрастное выражение лица, но предательская дрожь в уголке его рта вышла из-под его контроля. - Я никогда не разорву эти цепи, — торжественно пообещал он.

Айфера грациозно поднялась на ноги. - Давайте сделаем так, чтобы наш гость чувствовал себя более комфортно. Вы его душите, — укорила Айфера с лукавой улыбкой, посмотрев сначала на Яне, а затем на черную пантеру.

— Он не гость, мы находимся в состоянии войны, и он наш пленник, — сердито крикнул кто-то.

Айфера отмахнулась рукой. - Когда приедет его сестра, я скажу ей, что Робан — наш гость. Не стесняйся высказать ей свое несогласие, пока мы будем обсуждать будущее.

Тем временем черная пантера отошла от него, позволив Робану с помощью Яне неуклюже встать. Он посмотрел на ошейник, который носила Яне, и улыбнулся.

— Ты выбрала очень красивый ошейник, — сказал Робан.

— Цепи, которые ты носишь, тоже красивые, — ответила Яне. Беспокойство исчезло с ее лица, и она ответила ему улыбкой.

— Действительно красивые, но они очень стесняют движения, — ответил он.

— Ничто не сковывает нас сильнее, чем узы, которые мы сами выбираем, — согласилась Яне и погладила свой золотой ошейник, все еще улыбаясь.

Три громких стука прервали любовные перепалки Яне и Робана, а также ссору между Айферой и разгневанной толпой. Гергиас, советник императора, поднялся со стула и взял в руку длинный деревянный посох, который, очевидно, и был источником этих стуков.

— Мы вызвали Робана Магона из подземного мира. Мы выполнили свое обязательство. Теперь выполни свое, Яне, принцесса Эриланса, — потребовал Гергиас.

Услышав это объявление, настроение Робана значительно ухудшилось. Пламя факелов и котлов разгорелось, но вместо того, чтобы осветить помещение, тени удлинились, и пещера стала еще темнее.

Он почувствовал прикосновение рук на своих плечах. Айфера и Эстера подошли к нему, и эти руки принадлежали им. Кассия встала перед ним.

— Я — Кассия. Мы никогда не встречались в этом мире. Давным-давно, в другом мире, мы были обручены друг с другом. Когда-то я была Гармонией, дочерью Феи, но твоя сестра сделала меня Обманом. Мы больше не обручены, но между нами по-прежнему существует связь, — сказала она и подошла еще ближе. Кассия подняла руки и осторожно положила их на его лицо. Затем она посмотрела ему в глаза.

Робан наблюдал, как ее светло-серые радужные оболочки меняли цвет. Черный, затем зеленый, карий и фиолетовый, когда они стали бледно-голубыми, Айфера и Эстера отступили. Кассия встала на носки, и ее руки скользнули к его затылку. Ее пальцы переплелись, и он почувствовал притяжение. Они смотрели друг другу в глаза, пока им не понадобилось наклонить головы, чтобы их губы могли соединиться. Поцелуй начался нерешительно, но вскоре стал проникновенным, а затем жадным и требовательным. Ее пальцы были в его волосах, а его скованные руки на ее бедрах, цепь между наручниками болезненно скрежетала между телами, пытающимися соединиться.

Еще три громких стука раздались в пещере. Недостаточно громких, стуки повторились еще громче. Потребовалось еще больше стуков и совместные усилия Айферы и Эстеры, чтобы наконец разнять Робана и Кассию. Кожа Кассии покраснела от лица до быстро поднимающейся груди, а стон Робана был повторением его ранее выраженного разочарования.

Кассия поправила сдвинувшийся декольте и разгладила несколько складок на своем элегантном, но облегающем темно-красном платье. Восстановив самообладание и достоинство, она громко прочистила горло.

— Давайте продолжим, больше не будет никаких перерывов, — объявила она.

Яне скептически посмотрела на Робана. Его выражение лица снова потемнело, но затем он громко выдохнул — скорее, вздохнул — и кивнул один раз.

— Наш пленник дал свое согласие на продолжение, — саркастически заметила молодая жрица Нуны.

Упрек прозвучал в виде удара кнутом. Буквально, он ударил по лицу жрицы и оставил длинную ужасную рану, из которой текла кровь. Айфера спокойно смотала двадцатифутовую веревку своего кнута. К последнему футу веревки были привязаны крошечные, но острые серебряные крылышки. Тишина вернулась, когда плачущую жрицу унесли.

Яне открыла шкатулку с драгоценностями, которую ей передала сестра, и заглянула внутрь. То, что когда-то было мистическим осколком Атисеоса, теперь представляло собой горсть сверкающего песка. В каждом его зернышке была заключена человеческая душа, сущность бессмертия. Она осторожно высыпала песок на ладонь правой руки, а затем сомкнула ее. Яркий свет сиял между ее пальцами, когда она сжала руку в кулак. Когда она снова открыла кулак, песок исчез, но из ее руки сияло множество лучей света всех цветов радуги. Она подошла к трону и посмотрела в слезящиеся глаза императора. Он вызывающе ответил на ее взгляд. Яне грубо ударила ладонью по лбу Дхаркунтиса, и его золотая корона упала с головы. Корона ударилась о каменный пол и откатилась на несколько футов от трона, прежде чем перевернулась и замерла, а металлический звук громко и ясно раздался в зловещей тишине пещеры.

Все молча наблюдали, как император стал бессмертным. Его слезящиеся глаза прояснились, иссохшая и сморщенная кожа лица разгладилась, тело медленно выпрямилось, и новая плоть выросла и заполнила одежду, которая раньше висела мешковато на его хрупком, истощенном теле. Даже на голове у него вырос новый пучок темных волос. Внезапно Даркунтис спрыгнул с трона, оттолкнув Яне в сторону. Он стоял, широко раскинув руки, и красный свет трещал вдоль его предплечий и между пальцами. Он чувствовал свою магию, заряженную и мощную. Его глаза сияли, а на лице расцвела широкая улыбка. Даркунтис запрокинул голову и громко, бурно рассмеялся, выражая глубокое облегчение и триумф. Он боролся с человеческой судьбой и одержал победу.

Робан тоже смотрел. Он не улыбался и не смеялся. Он хмуро смотрел на происходящее перед ним, и его настроение с каждой минутой становилось все мрачнее. Внезапно что-то отвлекло его внимание. Ощущение, но вскоре оно стало чем-то большим, чем просто ощущение, оно превратилось в чувство. Он закрыл глаза и огляделся. Звучит странно, но именно так он и поступил. И тогда он тоже улыбнулся.

— Здравствуй, Дженайя, — сказал он.

Хассика крепко обняла высокую молодую женщину, которую она всю жизнь знала как Рабину. Обе они плакали от счастья. Затем Нируми ворвалась между ними, и все трое упали на землю, плача и обнимая друг друга. Радостное воссоединение освещалось все еще горящим лагерем огузи, но, по крайней мере, крики тысяч сгорающих заживо людей стихли и не мешали их счастью. Чуть позже, снова встав на ноги, все трое наблюдали за неподвижным одиноким всадником на поле к северу от лагеря. Вокруг были воины и всадники кланов Галлан, но все они двигались широкой дугой вокруг этого одинокого всадника.

— Я должна поговорить с Атеей, — сказала Рабина, но звучала довольно сомнительно по поводу этой перспективы.

— Дай ей еще немного времени. У нее все еще такой отрешенный взгляд. После этой битвы я не сомневаюсь, что в ее голове многое происходит, и ты знаешь, что она там не одна, — ответила Хассика. — Посмотри туда. Поздоровайся с этими тремя, прежде чем говорить с Атеей.

Рабина повернулась вслед за взглядом Хассики и громко ахнула. Денисса шла, держась за руку с Менджой. Боско шел позади и то и дело нюхал воздух. Одной рукой Менджа держалась за руку Дениссы, а другой тянула за собой топор.

— Боже, что случилось с Менджой? — спросила Рабина в шоке.

— Ты видишь, как она меняется, отсюда? — удивленно спросила Хассика.

— Менджа похожа на солнце, сияющее внутри нее, но ее свет светит из-за темного облака, — сказала Рабина и задрожала.

— Мне она кажется такой же, как и раньше, по крайней мере, в большинстве случаев. Иногда из ее глаз сверкают золотые искры, но это бывает редко, и на самом деле это очень красиво. Просто в последнее время с ней немного странно разговаривать. Ты должна понять, с кем Менджа разговаривает — с тобой или с Ганией, — сказала Хассика Рабине.

— Гания? — спросила Рабина. - Великая Мать Гания?

— Да, единственная и неповторимая, — ответила Хассика с улыбкой. - Но ты должна знать, что Гания не такая уж и великая мать. Она легко помещается в маленькой голове Менджи. - Хассика расхохоталась.

Рабина посмотрела на истерически смеющуюся Хассику, покачала головой и посмотрела на Нируми, чтобы подтвердить свое подозрение, что Хассика сошла с ума. Нируми пожала плечами, не желая ни подтверждать, ни опровергать ничего.

Когда трое подошли ближе, Денисса вдруг побежала вперед и прыгнула в объятия Рабины. Менджа, тяжело нагруженная, была вынуждена сохранять свой довольно спокойный темп, и Боско, конечно же, остался с ней. Рабина и Денисса все еще обнимались, целовались и плакали, когда Менджа и Боско наконец тоже до них дошли. Менджа терпеливо ждала, пока не подошла ее очередь. Через мгновение она подошла. Рабина подняла Менджу на руки и крепко прижала маленькую девочку к груди, конечно же, проливая еще несколько слез.

— На этот раз это действительно ты, я вижу! — сказала Менджа, широко улыбаясь. - Но ты больше не амазонка. Ты — «Суринаи», это слово из старого языка, и оно означает, что ты — дух-хранительница света. — сказала Менджа с гордостью и пониманием.

Ее лицо было так близко, ее морские зеленые глаза ярко сияли, и тогда Рабина увидела это — золотые звезды, блуждающие по бирюзовому небу. Она поставила Менджу на ноги и преклонила колени перед маленькой девочкой.

— Ты — Гания. Ты — Свет, — сказала Рабина с почтением в голосе и склонила голову.

Менджа и Свет только хихикнули.

Хаос наблюдал за окружающим пейзажем. Небо было затянуто темно-серыми облаками, а воздух был холодным и сырым. Наземный туман полз по ложбинам, покрывал долины и осаждал возвышенности и холмы. Несколько падальщиков пришли полакомиться трупами. Десятки тысяч трупов. Трупы людей и лошадей. Трупы, изуродованные гноящимися и зияющими ранами. Обугленные трупы, замерзшие и выставленные на всеобщее обозрение, чтобы показать ужас их смерти. Трупные останки, гниющие и источающие тошнотворный запах. Разбитые трупы, раздавленные трупы, расчлененные, разорванные или изрубленные трупы. Вокруг, на многие километры, были разбросаны трупы, и среди них была маленькая девочка.

Она была одета в белое платье, а в ее длинных заплетенных белых волосах был закреплен круглый венок из синих и красных цветов. Она пела детскую песенку, прыгая с ноги на ногу между трупами.

Одинокая маленькая птичка

Пела песню, которую никто не слышал.

Если ты когда-нибудь услышишь эту птичку,

Закрой уши, иначе тебе будет больно.

Потому что одинокая маленькая птичка

Самая ужасная певица, которую когда-либо слышали.

Пой эту песню,

Пой и танцуй вместе с ней.

Поя, она прыгала с лужи крови на лужу крови, и каждый раз, когда она прыгала, кровь разбрызгивалась вокруг нее. Ее белое платье было забрызгано, а подол пропитан кровью.

Медленно и размеренно Хаос аплодировал выступлению Атеи. Девочка слегка приподняла свое окровавленное платье и мило реверансировала.

— Ты молодец, девочка. Жаль, что у нас нет для тебя белого платья, иначе ты могла бы выступить перед всеми своими друзьями, — сказал Хаос.

— Нет, мои друзья все еще в восторге от твоего представления, этого достаточно для одной ночи, — ответила Атея пренебрежительно.

— Ты не выглядишь впечатленной. Никаких криков, даже слез за весь ужас и страдания, которые я причинил? Я теряю свое мастерство? — скептически спросил Хаос.

— О нет, я впечатлена. Ты победил пятьдесят тысяч врагов, угрожавших жизни людей, которых я обещала защищать. Сомневаюсь, что кто-то, кроме тебя, смог бы сделать это с такими небольшими потерями с нашей стороны. Я благодарю тебя от всего сердца, — ответила Атея и улыбнулась Хаосу.

— Ты же не притворяешься, чтобы усыпить мою бдительность, а потом убить меня во сне, правда? — с сомнением спросил Хаос.

— Нет, я не такая сильная, но я такая же плохая, как и ты, просто я лучше умею это скрывать. Но я не хочу больше скрываться от тебя, моя сестра, — Атея продолжала улыбаться. — Ты сделала свое дело, теперь позволь мне позаботиться обо всем. Я успокою своих друзей, они должны знать, что я не сошла с ума. Может, я и монстр, но я в здравом уме и у меня чистая совесть.

— Откуда ты знаешь, что не сошла с ума? Может, мы обе сошли с ума, — задумчиво сказала Хаос.

— Все просто, я бы сказала тебе, если бы ты сошла с ума, и ты бы поступила так же со мной, — ответила Атея.

— Это утешительная мысль, — рассмеялась Хаос.

Снаружи все задрожали от страха, услышав ее смех.

Атея подъехала к группе людей, стоявших ближе всего к ней, и они не убежали. Она посмотрела на них и улыбнулась. Менджа сразу же улыбнулась ей в ответ. Остальные улыбнулись немного более робко. Атея спешилась и подошла к Рабине, ее улыбка стала еще шире. Затем она подскочила и обняла более высокую девушку.

— Я скучала по тебе, — сказала она, и слезы потекли по ее лицу.

Нежелание Рабины было преодолено слезами Атеи, и они страстно обнялись, плача и целуясь.

— Как ты вернулась? — спросила Атея, рыдая.

— Я была в подземном мире... и боги подземного мира... Мессайя и Балхор тоже были там... и демоны... и Робан, — ответила Рабина, прерываясь от рыданий. - Они привели меня на охотничьи угодья Ниоме... и моя бабушка, Хапата, была там. Они сказали мне, что я должна выбрать. Я могла остаться с бабушкой или вернуться в мир.

— И ты решила вернуться ко мне?, — спросила Атея и посмотрела сквозь слезы в глаза Рабины.

— Ну... Робан... он сказал, что уничтожит Охотничьи угодья и истребит всех амазонок в Подземном мире, если я не вернусь. - Рабина сглотнула.

Нируми ахнула, услышав слова племянницы. Слезы Атеи быстро высохли, и она пристально посмотрела в глаза Рабине. Их объятия ослабли, и Атея опустилась на ноги, но ее взгляд не отрывался от глаз Рабины.

— Дух света, я вижу. Хассика будет очень тобой гордиться, — заметила Атея, подняв брови, и Рабина ярко покраснела.

— Суринаи, — вступила в разговор Менджа. - Это дух-хранитель света. Рабина — волшебница!

— Да, она научилась некоторым новым навыкам, которые мне тоже кажутся волшебными, — ухмыльнулась Атея.

— Ты хотела остаться, а Робан заставил тебя вернуться к нам? — спросила Хассика, сбитая с толку.

Рабина не ответила и посмотрела в землю.

— Рабина вернулась, и мы постараемся извлечь из этого максимум пользы, — уклончиво ответила Атея и бросила странный косой взгляд на Хассику.

Хассика заметила этот взгляд и выглядела еще более озадаченной, но прекратила свои расспросы.

— А где Робан? — спросила Хассика вместо этого.

— Он внезапно исчез, — ответила Рабина, по-прежнему избегая смотреть кому-либо в лицо.

— Мы найдем его. Я знаю, где его искать, — решительно заявила Атея.

Прежде чем Атея успела сказать, где искать Робана, к ней подъехала удрученная всадница. Это была Гиллин Канбьерра. Она спешилась и преклонила колени перед Атеей, склонив голову.

— Армия огузи уничтожена. Выжили лишь несколько сотен человек, и большинство из них тяжело ранены. У нас нет средств для лечения этих ран. Они не проживут долго, — трезво доложила Гилин. - Атея, я поговорила со своим кланом и семьей. Я больше не могу ими руководить. Инерка станет нашим матриархом. Накажи меня, как считаешь нужным.

— А за что я должна тебя наказать? — спросила Атея.

— Я предала тебя перед лицом наших врагов. Я опозорила свою семью и клан, — с тоской вздохнула Гилин.

Атея фыркнула, и этот вульгарный звук нарушил торжественность момента.

— У тебя нет того, что нужно, чтобы предать меня. Ты слегка опоздала, но все же была гораздо быстрее, чем я ожидала. Только Хассика и амазонки были быстрее, но они кровожадны и безжалостны в бою с мужчинами, так что это тоже не было сюрпризом, — сухо заявила Атея.

Теперь настала очередь Хассики и Нируми фыркнуть.

— Я подвела тебя, Атея. Я подвела тебя, мой клан и мою семью, и подвела с треском. Я знала все, что нужно было знать, и все равно подвела. Я не хотела следовать за тобой в эту битву. Я боялась за само выживание моей семьи. Я не верила, что у нас есть шанс выжить, сражаясь с таким превосходством. Но то, что произошло потом, то, что ты сделала, чтобы победить наших врагов, испугало меня еще больше, — сказала Гилин.

— Разве не поэтому ты, Сахейн и Синхейд хотели, чтобы я стала Верховным Защитником ваших кланов? — спросила Атея.

Гиллин подняла голову и посмотрела на Атею. - Я не так умна, как всегда думала. Я была уверена, что ты убьешь меня за мою трусость. - Она вздохнула. - Инерка сказала мне не волноваться. Поцелуй ее милую попку, и она простит нас всех, сказала она. Инерка действительно должна возглавить нашу семью, она понимает гораздо лучше, чем я, похоже.

— Может быть, и так, но я в этом сомневаюсь. Инерке не нужно понимать, она верит. В любом случае, это спорный вопрос, вы обе находитесь именно там, где я хочу, чтобы вы были, — ответила Атея, а затем посмотрела на восточный горизонт, где первые лучи нового дня освещали небо. Солнце уже почти взошло. - Мне нужно идти туда, где я должна быть. Уберите этот беспорядок, это будет достаточным наказанием, — закончила она.

Атея села на лошадь.

— Ты пойдешь со мной, сестренка. Возьми всех своих верных стражей, а я возьму своих, они нам могут понадобиться, — сказала Атея и протянула руку Мендже. - Мы едем на запад, чтобы вернуть твоего папу.

Дженайя побежала, и бежала быстро, очень быстро. Когда она подошла ближе и смогла видеть более отчетливо, она замедлила бег и остановилась. По пути она миновала множество теней, тысячи теней, и теперь многие из них окружали ее. Но тот, за кем она пришла, не был тенью. Робан, ее отец, был сферой тьмы в этом царстве теней. Находясь так близко к нему, она ясно слышала звук, который услышала ранее. Это была мелодия, прекрасная и пугающая мелодия. Но Дженайя не боялась. Она увидела сферу тьмы и услышала мелодию, и впервые, окруженная тенями и тьмой, почувствовала себя в безопасности. Затем она услышала, как он поет под мелодию, и он пел ее имя.

— Привет, Дженайя.

Она почувствовала слезы на коже, когда услышала свое имя.

— Странно встретить тебя здесь, где бы то ни было.

Теперь его пение звучало как смех, такой же красивый и пугающий, как и сопровождающая его мелодия.

— Но всегда приятно тебя видеть. Ты в порядке? Ты выглядишь немного взволнованной?

Дженайя все еще плакала, но теперь она тоже смеялась. Она могла себе это позволить, в конце концов, она была женщиной. - Я попросила твою сестру вонзить кинжал в мое сердце, и она это сделала. Я оказалась в окружении тьмы и подумала, что умерла. Так что да, «взволнованная» — это самое подходящее слово, чтобы описать мои чувства, — ответила Дженайя.

— Ты попросила Атею вонзить кинжал в твое сердце? У вас двоих странные идеи. Если ты все еще сомневаешься, ты не умерла, и это не подземный мир. Я только что оттуда ушел, и это не самое приятное место. Хотя... нет, я не хочу об этом думать, это было очень неприятно. В любом случае, ты сказала, что моя сестра вонзила кинжал в твое сердце, но ты не умерла. Это странно. Таков был план?

— Нет, план был такой, что я должна была умереть. Атея должна была использовать мою кровь, чтобы открыть врата в Подземный мир и спасти тебя. Хассика дала Атее кинжал и сказала, что он волшебный. Я здесь, так что, полагаю, она сказала правду о волшебном кинжале, — ответила Дженайя.

— Жаль, что я спросил; теперь я сам чувствую себя неловко.

— Извини, я не могу лучше объяснить, что произошло, потому что я сама больше не знаю. Это магия, – сказала Дженайя и засмеялась.

— Да, расскажи свою историю Мендже. Она наш эксперт по всему, что касается магии.

— К сожалению, похоже, я не могу этого сделать. Я пыталась поговорить с ней, но с тех пор, как я попала в это царство теней, ты единственный, с кем я могу поговорить.

— Ну, а почему бы тебе не уйти снова?

— Я пришла сюда не через дверь, так что скажи мне, как уйти, потому что я понятия не имею.

— Странно, я никогда об этом не задумывался. Я могу приходить и уходить, когда захочу. Наверное, это моя звериная часть.

— Божественная часть?

— Одна и та же.

— У меня нет божественной части, так что, полагаю, я застряла. - Дженайя вздохнула.

— Это мое царство, и ты не застряла. Кинжал, который привел тебя сюда, также выведет тебя отсюда.

— Я оставила кинжал на земле.

— Это научит тебя не использовать магические кинжалы без инструкций эксперта.

— Я пойду и попробую его найти, а потом вернусь. - Дженайя застонала.

— Я не сомневаюсь, что они его подобрали. Менджа не оставила бы волшебный кинжал лежать на земле.

— Я легко найду Менджу, она очень выделяется в этом мире.

— Или ты можешь остаться со мной, потому что они придут сюда.

Дженая улыбнулась сфере тьмы. - Можно ли целоваться в этом мире? И что произойдет, если я поцелую сферу тьмы?

— Я не знаю, но мы должны попробовать. Звучит как магия!

Они попробовали, и это была магия, как всегда.

Посланник Мантакина прибыл с новостью. Армия огузи была уничтожена в ночном сражении. Новость была воспринята по-разному. Реакция людей, более склонных к военному делу, варьировалась от удивления до гнева и разочарования. Некоторые просто отрицали правдивость новости. Священники и жрицы из императорской свиты отреагировали религиозно. Они молились своим богам и богиням. Сидящие императорские советники приняли новость с достоинством и хладнокровием, но они потеряли мощную союзную армию, полезный инструмент, и это было неоспоримым фактом. Император, казалось, был слишком поглощен чувством восторга, чтобы много думать об этой новости.

Тем временем Робан сидел на стуле, который принесли для него, расположенном сбоку от императора и его советников. Это был удобный стул, но он все еще был прикован цепями. Он воспринял новость с радостной улыбкой на лице. Хотя, вероятно, следует упомянуть, что его глаза были закрыты, и он улыбался уже некоторое время, еще до прибытия гонца. Богини, собравшиеся вокруг него, восприняли новость с божественным безразличием. Они не выглядели удивленными или чрезмерно обеспокоенными.

Новость от следующего гонца изменила ситуацию. Хаос был в пути и должен был прибыть вскоре после восхода солнца. Именно это они и планировали, и теперь момент приближался.

Атея шла по тому же пути между стражами и кострами, по которому несколько часов назад несли тело ее брата. Карон Батор, легат вождей Норгара, шел рядом с ней. Хассика, Рабина, Денисса, Менджа и, конечно же, Боско следовали за ними. Они дошли до пустого места перед троном и остановились. Звуки их шагов по каменному полу затихли, и воцарилась абсолютная тишина. Атея огляделась.

Она смотрела на императора на троне, человека средних лет с ощутимой аурой власти. Советники по бокам были старыми и исхудалыми, но их глаза были ясными и сосредоточенными. На подлокотнике императорского трона сидела молодая женщина, улыбающаяся Атее. Она выглядела немного иначе, чем Атея помнила, но это была Кассия, женщина, которая приказала убить ее брата. Она также сказала, что вернет его ей. Робан был здесь, и она посмотрела на него. Он сидел сбоку на стуле и был закован в цепи. Яне стояла с одной стороны, а большая черная пантера лежала с другой стороны его стула. Рядом с ним стояли еще две женщины, и Атея тоже их знала — Айфера и Эстера. Она снова посмотрела на брата. Он не выглядел нервным, напряженным или испуганным, но Атея не была уверена, способен ли он вообще испытывать такие эмоции. Она увидела, как на его лице появилась небольшая улыбка. Эта улыбка была адресована ей.

Сцена была готова.

— Я была на пути сюда, когда получила ваше предложение о перемирии, — объявила Атея. — Я была на пути сюда, чтобы посмотреть, как Норгар атакует разгромленные остатки вашей армии. Я с нетерпением ждала этой бойни. Что вы можете предложить лучше этого? — спросила она.

— Вождь Норгара, твой брат, является нашим пленником, — заявил один из советников.

— Робан выглядит вполне довольным. У него есть раб и любимец, он, должно быть, чувствует себя как дома, — сухо ответила Атея. - В любом случае, я пришла только посмотреть. Спроси у норгаров, что они думают о перемирии.

Харон Бхатор ответил, не дожидаясь вопроса. - С норгарами перемирия не будет. Мы не просим пощады, мы сражаемся и выживаем или сражаемся и умираем. Мы не обмениваемся пленными и не торгуемся о мирных договорах. Вы сдаетесь, и наш вождь решает вашу судьбу, или мы атакуем.

Атея услышала, как Хассика за ее спиной ахнула, и повернулась к ней с суровым взглядом. Хассика покраснела, что было крайне редким выражением на ее лице.

— Прости, я испугалась. Кто-то только что украл мой кинжал, но я никого не видела, — прошептала она.

Атея снова повернулась и посмотрела, как Кассия начала с ней разговаривать.

— Что ж, позиция Норгара кажется достаточно ясной. Ни Норгар, ни тем более ты не беспокоитесь о безопасности своего брата. Поэтому я должна спросить, есть ли что-то еще, что мы могли бы предложить тебе, Хаос, чтобы предотвратить эту атаку? — спросила Кассия с легкой улыбкой на лице.

— Мне больно это говорить, но в принципе я согласна с Норгаром. Я только надеюсь, что это больше не повторится. На самом деле я немного более требовательна. Я хочу, чтобы голова императора была насажена на кол и выставлена над воротами Нотабира, — спокойно ответила Атея. – О, и я хочу его трон. Я хочу стать императрицей Мантакинской империи, — небрежно добавила она.

— Ты совсем не изменилась, — вздохнула Кассия, и к небольшой улыбке на ее лице присоединился веселый блеск в глазах. - Да будет так. - Казалось, из ниоткуда в ее руке появился кинжал, и, быстрая как змея, Кассия перерезала императору горло от уха до уха.

Кровь хлынула из смертельной раны, и бессмертный император отчаянно пытался остановить поток крови руками. В пещере разразился хаос, и Атея рассмеялась.