Позже, когда женщины уже спали, Робан стоял на носу корабля и смотрел на ночное небо. Море было спокойным, и легкий северо-восточный ветер уверенно гнал их к западному горизонту. За горизонтом лежало побережье Вернии, где их ждала война. Сотни тысяч воинов шли сюда, чтобы сражаться и умереть в этой войне. Робан слышал приближающиеся шаги, пока один из этих воинов не встал рядом с ним.

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь об этой войне, вождь, может быть, о наших союзниках и врагах? Я знаю, что это неважно, но я всегда был самым любопытным среди своих братьев. Мне двадцать восемь, и я участвовал во многих битвах, но это будет моя первая война.

— Конечно, Горн, я такая же диковинка, как любопытный Норгар, болтливый вождь. Твои враги – император Мантакинов и его союзники. Мантакинцы, с которыми я сражался до сих пор, - хорошо обученные и экипированные бойцы; не очень высокие, но коренастые и сильные. Они сделают все, чтобы выиграть бой и эту войну. Как и мы, Норгар, они – безжалостные враги. Правда, есть небольшая разница: мантакины используют страх как средство для победы, в то время как мы, норгары, наводим ужас как развлечение для себя.

— Верния, поле боя, - дом наших союзников, кланов Галлан. Они сильны настолько, насколько сильна их мотивация к борьбе. Ведомые своими женщинами и защищая свои семьи, они тоже будут сражаться безжалостно, но не получат от этого и половины удовольствия. Будут и другие враги и союзники, но я мало что о них знаю, - ответил Робан на его вопрос.

Из тени появилась Дженайя и спросила:

— Не скажешь ли ты ему, почему он должен сражаться в этой войне? Я бы тоже хотела это знать.

— Причина этой войны для него так же бессмысленна, как и для меня. Горн родился в Кургате, он воин Норгара, и это его причина сражаться, но это то, что он и так знал, - спокойно ответил Робан. - Император Мантакинов хочет стать бессмертным и считает, что Яне может дать ему то, что нужно для достижения этой цели. Если захочешь узнать об этом больше, спроси Яне, - закончил он, пожимая плечами.

Дженайя внимательно наблюдала за Робаном, прежде чем задать свой следующий вопрос. - Если причины войны для тебя не имеют значения, значит ли это, что император Мантакинов – твой враг, и это совпадение, что ты будешь сражаться в качестве его противника?

— Нет, это не совпадение. Я всегда буду врагом Императора, потому что всегда будет что-то, чего он хочет, и что принадлежит мне. Почему бы тебе не спросить то, что ты действительно хочешь знать? - Робан ответил, ухмыляясь.

— Хватит дразнить ее, брат, - назидательно сказала Атея, подойдя к Робану. Обняв брата, она повернула голову и обратилась к Дженайе. - Забавно, но я не верю, что у тебя были такие высокие моральные требования, когда ты еще служила Леандрис.

— Ты права, Атея, не было, но это моя новая жизнь, и я не хочу повторять прежних ошибок, - спокойно ответила Дженайя.

— Тогда у меня есть к тебе предложение, Дженайя. Если тебе нужно, чтобы мой брат был хорошим, ты должна сделать так, чтобы все вещи, которые ты считаешь хорошими и достойными защиты, принадлежали ему. Тогда он будет хорошим. Надеюсь, ради мира твоей души ты всегда будешь знать, что добро, а что зло, - сказала ей Атея с опасным блеском в глазах.

На мгновение Дженайя с любопытством посмотрела на Атею, а затем задумчиво ответила:

— Я начинаю понимать, спасибо, Атея, - и ушла.

— Ты нанимаешься на помощь, чтобы построить для меня клетку? - спросил Робан у Атеи, крепко обнимая ее.

— Это не клетка, а просто ограда. Я строю для нас дом. Ты сказал мне, что хочешь именно этого. - Атея ответила, прижавшись лицом к его груди.

— Обычно забор предназначен для того, чтобы держать нежелательные вещи подальше от дома, - ответил Робан.

— Именно по этой причине наш забор должен быть очень прочным и высоким. Он должен удерживать тебя от соблазна уйти и разрушить весь район, пока он не станет похож на наш старый дом, - пояснила Атея, зевая.

— Ты уставшая, все это планирование и строительство должно быть утомительным. Давай спустимся вниз и поспим еще немного.

Когда Робан поднял сестренку на ноги, она обхватила его ногами за талию и позволила нести себя. Атея уснула еще до того, как он спустился в люк.

На следующее утро, после удивительно спокойного и мирного завтрака, Дженайя в одиночестве сидела на корме корабля, рассеянно глядя на океан и погрузившись в раздумья. В этот момент к ней подошла Лиандрис.

— Что твоя новая госпожа планирует сделать со мной, когда мы прибудем в Вернию? - Она спросила спокойно, но ее гнев по поводу сложившейся ситуации был очевиден.

— У меня нет госпожи, и я даже не уверена, что у меня появился новый хозяин. Я привязана к Робану, но, возможно, Атея сказала мне правду. До сих пор он не отдавал мне никаких приказов и, кажется, не заботился о том, что я делаю. Возможно, все изменится, когда я наконец сделаю что-то, что заставит его рассердиться на меня, но для того, чтобы быть уверенным в этом, мне придется подождать, пока это произойдет. Атея сказала мне, что с этого момента я несу за тебя ответственность, так что мне придется решать, что с тобой делать, - ответила Дженайя.

— Я в плену у своей бывшей лучшей подруги и смотрительницы моего гарема. Это почти забавно, - заявила Леандрис, но в ее голосе не было веселья.

— На самом деле для меня нет особой разницы. Как и раньше, я должна предотвратить худший ущерб от твоих эгоистичных и безрассудных действий. Теперь это даже немного проще, потому что мне больше не нужно скрывать это от тебя, и есть другие, которые не боятся тебя и помогут мне в этом. Амазонка Хассика, кажется, особенно любит иметь с тобой дело, - холодно отозвалась Дженайя.

— Я и не знала, что ты так меня ненавидишь. Значит, вот что ты планируешь: держать меня в плену под охраной до рождения ребенка, а потом что? Ты просто убьешь меня после того, как заберешь у меня ребенка? - спросила Леандрис.

— У меня нет ненависти к тебе, Леандрис, но я излечилась от болезни, которой было любить тебя, и теперь я вижу тебя такой, какая ты есть. Ты – королева Готы и могла бы стать значимой, но не стала. Ты позволила сотням погибнуть в погоне за своими эгоистичными желаниями и плевать хотела на войну, в которой погибнут тысячи, а может, и сотни тысяч. Война, которая определит будущее многих народов, и один из этих народов – Гота, твое королевство. Ребенок, которого ты носишь, мое дитя, никогда не станет тем, кем являешься ты. Она будет заботиться не только о себе, но и о своем королевстве. Она будет значимой.

После этого Дженайя ушла, и теперь королева Готы стояла на корме корабля, рассеянно глядя на океан и погрузившись в раздумья.

Через три дня вечером они сидели все вместе и ели. Дженайя тихо ругалась, а Леандрис ерзала на своем месте, бросая нервные взгляды на окружающих. То же самое они видели всего несколько дней назад, и сегодня Хассика наблюдала за королевой с самодовольной улыбкой на лице, а Яне выглядела раздраженной.

Посмотрев на Дженайю, она с досадой покачала головой и сказала:

— Дай мне закончить трапезу, прежде чем я снова помогу защитить твою добродетель.

— Дженайя заботилась о нас много лет, Мейра и я, мы многим ей обязаны. Я буду рада помочь и сыграть твою роль на этот раз, конечно, только если ты не возражаешь, принцесса Яне, - мягко вмешалась Чалисса.

— Как мило с твоей стороны, Чалисса, и я уверена, что моя кузина не будет возражать. Яне и так достаточно страдает от жестоких рук своего хозяина и будет благодарна за любую помощь, которую ты предложишь, чтобы облегчить ее бремя, - радостно отозвалась Атея.

— Правда? Я думала, что она рассердится, но если я ошибалась, то я согласна помочь накормить Дженайю в следующий раз, когда она проголодается. - Радостно заявила Инерка.

Яне бросила взгляд сначала на Атею, потом на Инерку, после чего поднялась на ноги и направилась к люку. Повернувшись перед выходом к Нигулле и Патессе, она сказала:

— Я прогуляюсь по палубе, а когда вернусь, хочу получить долгий расслабляющий массаж

После того как Яне вышла из каюты, наступила тишина, но голос Робана прервал ее, прежде чем она успела стать неловкой.

— Я рад видеть, как вы готовы помочь бедной Дженайе отстоять свое достоинство, даже ценой достоинства Яне, но, полагаю, для вас это скорее награда, чем жертва. Однако я несу ответственность, и Дженайя попросила меня о помощи, чтобы облегчить ее страдания. Очевидно, моя последняя попытка была недостаточно хороша, возможно, потому, что я не смог понять, что все это значит для Дженайи, поэтому я не стану ее повторять. Сегодня я попробую что-то новое и выберу новую помощницу, если она согласна помочь. - Робан говорил серьезно, спокойно излагая свои мысли.

— Менджа, ты хочешь помочь Дженайе? – Он продолжал смотреть на девочку, сидящую у него на коленях.

— Ты не можешь просить... - только и смогла вымолвить Денисса, прежде чем яростный взгляд Атеи заставил ее замолчать.

Менджа ответила Робану любопытным взглядом и просто кивнула. Он взял нож и пустую кружку, и протянул их Мендже.

— Ты должна порезать меня, наполнить кружку моей кровью, а затем отдать ее Дженайе. Так ей не придется голодать, а я не буду чувствовать себя коровой, потому что ты берешь у меня мою кровь, а я знаю, что нравлюсь тебе, - объяснил он, ухмыляясь Мендже.

Менджа сморщила нос, слушая его объяснения, но без лишних слов аккуратно разрезала ему ладонь. Порез был достаточно глубоким, и кровь непрерывной струей быстро наполнила кружку, которую она держала под раной.

Дженайя перевела взгляд с наполненной кровью кружки на маленькую девочку, которая держала ее в руках. Немного пролилось, и несколько капель крови прилипли к ее маленьким пальчикам. Ее зеленые глаза пытливо смотрели на Дженайю, когда она брала кружку из ее рук.

Менджа ухмылялась, слизывая кровь с пальцев. - Я знаю, что мой папа дразнит тебя, и это нехорошо, но я тоже считаю тебя глупой, - сказала она ей. Затем Менджа взяла большой кусок мяса с их трапезы и вышла через люк на палубу.

Дженайя растерянно смотрела ей вслед, пока та не скрылась из виду. Снова посмотрев на наполненную кровью кружку в своих руках, она поднесла ее к губам и с опаской сделала глоток. Кровь была теплой и немного соленой на вкус, но с ней не происходило ничего магического. Ничто не переполняло ее чувства, пока она медленно пила. Ничто не возбуждало и не удовлетворяло потребности, которых она больше не испытывала. Голод прошел, когда она опустила кружку, но это было все. Она была наполнена, но чувствовала себя пустой. Дженайя посмотрела на Робана. Он наблюдал за ней, и темнота в его глазах была такой же пустой, как и у нее.

— Мне нужно еще немного времени, чтобы обдумать урок, но я благодарю тебя и Менджу за то, что помогли мне понять мою новую реальность, - сказала ему Дженайя и пошла к люку, но исчезла из виду, не дойдя до него. В тишине, наступившей после ухода Дженайи, Робан тоже покинул группу и лег так далеко от них, как только позволяла их маленькая каюта.

На этот раз голос Дениссы наконец нарушил молчание.

— Не знаю, чему предстоит научиться Дженайе, но влияние Робана на Менджу пугает как никогда, - высказала она свое беспокойство.

— Менджа приняла решение и может видеть то, что тебе не дано увидеть. Это не страшно и не связано с влиянием на нее моего брата. Это называется восприятием и является признаком высокого интеллекта Менджи, - сердито ответила Атея.

— Ты уверена в этом? Может быть, то, что мы видим, - это любовь маленькой девочки к своему папе. Это безусловная любовь, не имеющая ничего общего с восприятием или интеллектом, - спокойно возразила Денисса.

— А любовь всегда является причиной для беспокойства, или это потому, что Менджа любит моего брата, а Робан не соответствует твоим моральным взглядам на то, что хорошо и правильно. Возможно, девочка, которую мы нашли сидящей у ног изнасилованной и захваченной в плен матери, матери, которая решила, что должна оставить своего ребенка, чтобы следовать за своим духом, - возможно, у этой девочки иные взгляды на то, что хорошо и что плохо, чем у тебя, Денисса. Но ты можешь продолжать учить ее своим, пока мой брат будет занят войной. А теперь извини, но мне нужно пойти и подпитать свою нездоровую привязанность, - холодно ответила Атея, но в ее глазах горел гнев, когда она покидала их, чтобы присоединиться к брату.

— Теперь, когда нам удалось разозлить всех богов и богинь на борту этого корабля, чего мы, смертные, хотим добиться дальше? - Рабина опустила глаза.

— Все не так уж плохо. На нас злятся только Яне и Атея. Робан, очевидно, нет, - заметила Хассика.

— Он не сердится, и это даже для тебя очевидно? - недоверчиво спросила Мейра.

— Конечно, это очевидно. Иначе мы все были бы мертвы, - ответила Хассика и от души рассмеялась.

— Воины и их странный юмор, - заметила Мейра, качая головой и глядя на Хассику.

— Хассика, конечно, странная, но я не думаю, что она шутила, - прокомментировала Рабина и тоже разразилась хохотом.

— Я не воин, но если подумать над тем, что сказала Хассика, то, наверное, она права. Я никогда не видела, чтобы Робан злился на кого-то и чтобы источник его гнева выжил. Так что, наверное, это правда, - добавила улыбающаяся Инерка.

— Хассика права. Хозяин успокоит свою сестру, а мы успокоим гнев нашей госпожи, когда она вернется. Вы не должны волноваться, - мягко сказала им Патесса.

— Мы с Патессой были жрицами Кеиргонны, а теперь служим принцессе Яне. Богиня, к которой нам позволено прикасаться и любить. Менджа была жрицей Ниоме, она и сейчас жрица, но другого бога. Может, тебя это и пугает, Денисса, но меня – нет. Ты никогда не сможешь изменить ее веру, потому что ее бог тоже любит ее, - благочестиво заявила Нигулла.

— Но Менджа – шестилетняя девочка, у которой есть огромный боевой пес в качестве домашнего питомца, и мне трудно удержать ее от того, чтобы она не кормила Боско другими людьми. Это просто неправильно. А теперь она хочет, чтобы Робан, воплощение Разрушения, стал ее папой, и все станет еще хуже, - удрученно воскликнула Денисса.

— Без Робана и Атеи она была бы сейчас рабыней или стала бы амазонкой через несколько лет. Ей никогда не было суждено носить красивые платья, играть с куклами или носить цветы в волосах. Когда бы я ни наблюдала за ней, она кажется мне счастливой, - ответила Хассика, пожимая плечами.

— Я бы в любой момент променяла ее детство на свое, - согласилась Чалисса.

— Я бы тоже. Вы обе правы. Не знаю, в чем именно дело, но поклонение Менджи перед Робаном меня пугает, - вздохнула Денисса, но тут же испугалась, услышав в ответ голос Яне.

— Тебе следует бояться, но по причинам, которые твоя неглубокая мораль и узкий взгляд на мир сделали тебя слепой. Менджа не привязана к Робану, как Атея, и не является его рабыней, как я. Она такая же, как и все вы, только служит и исполняет свои собственные потребности и желания. Ее маленькие ручки хватаются за сердце Робана, потому что она хочет его, а когда оно у нее появится, в этих маленьких ручках будет ключ к существованию. Будет ли он в безопасности в ее руках? Если ты не веришь в это, значит, ты недостаточно боишься ее.

На мгновение Яне задержала взгляд на Дениссе, как на парализованной пленнице, но затем, жестом приказав Нигулле и Патессе следовать за ней, удалилась, чтобы насладиться массажем.

— Наблюдать за противостоянием богов и богинь с их преданными верующими было бы неплохим развлечением, если бы я сама не была в плену у преданного, - сухо заметила Леандрис после ухода Яне и ее служанок.

— Робан сделал Дженайю вампиром, но превращение не изменило ее душу. Она по-прежнему старается защищать окружающих, даже таких, как ты, Леандрис, которые этого не заслуживают, - спокойно заметила Чалисса.

— Да, я вынуждена согласиться, но поняла это слишком поздно. Надоедливые сны, донимавшие меня несколько месяцев, исчезли, но теперь не менее надоедливые желания путают мои мысли. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз мне удавалось сформировать четкую мысль. К тому же я упряма, а старые привычки неистребимы. Дженайя будет занята, чтобы я не доставила неприятностей, но она всегда была очень хороша в этом, - размышляла Леандрис, но затем повернулась к Хассике. - Не хочешь ли ты помочь мне держать себя в руках, моя крутая воительница-амазонка? Научи мою заносчивую королевскую задницу приятной скромности, - закончила Леандрис, глядя на амазонку.

— Думаю, по крайней мере Хассика считает, что королева заслуживает помощи, - весело заметила Рабина, глядя вслед удаляющейся парочке.

Атея смотрела на расслабленную фигуру, лежащую на меху. Глаза его были закрыты, но она знала, что брат не спит, и впечатление умиротворенности, которое он производил, ничуть не успокаивало ее кипящий гнев. Она присела на его живот.

— Ты позволишь мне выбросить некоторых из них за борт? - огрызнулась она.

— Нет, - прозвучал его отрывистый ответ, и он даже не открыл глаза.

— Открой глаза, когда будешь со мной разговаривать, и если ты поступишь со мной так же, как с Дженайей, я разрежу твою кожу на тонкие полоски, прежде чем содрать их, - прошипела Атея в ответ.

Он открыл глаза и улыбнулся ей. - С чего бы мне это делать, ты никогда не говорила мне, что тебе не нравятся мои чувства к тебе.

Атея сжала руки в кулаки и ударила его в живот. Робан застонал и скривился от боли.

— Это потому, что ты можешь так поступить со мной, и я должна сказать тебе, что твои актерские способности жалки, - пренебрежительно сказала ему Атея.

— По крайней мере, я пытаюсь угодить тебе. В следующий раз используй свой кинжал, и мне не придется изображать, - ответил Робан и снова заулыбался.

— Ты ведь сможешь, правда? Выключи все, что чувствуешь, и тогда я больше не смогу тебя чувствовать, - спросила Атея, ее глаза пристально блестели.

— Я не могу перестать чувствовать, но, как и все остальные, если мне нужно или я хочу этого, я могу контролировать свою реакцию на эти чувства. Я привык к этому, и долгие тренировки сделали меня лучше, - спокойно возразил Робан.

— Раз уж у тебя так хорошо получается, ты ведь не будешь возражать, если я тоже буду использовать тебя для контроля своих эмоций? - Спросила Атея, злобно улыбаясь.

— Твои эмоции всегда будут моим удовольствием, Зеза, сейчас и до скончания веков, - ответил Робан, возвращая ей злую ухмылку.

Атея стянула через голову свое красивое бледно-голубое платье и отбросила его в сторону. Глядя ему в глаза, она подалась вперед, пока ее голая киска не оказалась в дюйме от его рта.

— Почему бы тебе не напомнить мне о том, как ты тренировался контролировать эмоции, - предложила она, закончив фразу, и провела кончиком языка по верхней губе.

Робан посмотрел на красивую маленькую пизду и сразу же оценил достоинства предложения Атеи. Следуя ее предложению, он начал поглаживать ее половые губы кончиком языка. Она наградила его сладкими стонами и пьянящим, восхитительным вкусом своей влажной половой щели. Жаждая большего, он схватил ее маленькую попку, раздвинул ягодицы и вогнал язык в ее раскрытую киску так глубоко, как только мог достать. От движения языка по узкому каналу ее киски текли соки, но он был ненасытен и жадно сосал еще больше. К счастью, Робан знал, как заставить свою маленькую скромную сестренку безропотно и щедро предлагать свое сладкое угощение. Атея завизжала от восторга, когда Робан втянул ее клитор между губами, крепко удерживая его в плену, а язык быстро провел по оголенной и сверхчувствительной головке размером с жемчужину. Она застонала, когда его мизинец начал дразнить ее попку, а он продолжал ласкать ее клитор ртом, и заскулила, когда двойное нападение усилилось. Нежное покусывание зубами обнаженной головки ее узла удовольствия и одновременное проникновение мизинца в защитный барьер ануса подтолкнули ее к высшей точке. Неустанные усилия Робана были вознаграждены столь желанным потоком жидкости.

Спустя некоторое время Атея лежала на его груди, такая же расслабленная, как и Робан, когда она присоединилась к нему, но очень уставшая.

— Ты – благо и бич моего существования, - сонно пробормотала она, прежде чем заснуть.

Проблемы в отношениях, возникшие в тот вечер, быстро улеглись в течение последующих двух недель их морского путешествия в Вернию. Денисса проводила много времени с Менджой, разговаривая и отвечая на многие-многие вопросы чрезвычайно любознательной шестилетней девочки. Это было утомительно, но стоило ей сделать перерыв, как Менджа тут же обращалась к Робану с вопросами, поэтому Денисса делала перерывы как можно короче. Еще трижды Дениссе пришлось наблюдать, как Менджа с азартом участвует в кормлении дующегося вампира Дженайи. Ей очень не нравилась роль Менджи в этом деле, но Денисса отказалась от попыток вмешаться после того, как во второй раз ее опасения были пресечены яростным взглядом Атеи, прежде чем она успела их высказать.

Дженайя большую часть времени проводила в уединении, погрузившись в размышления о дилемме, которую поставило перед ней ее новое существование, и о том, как ее разрешить. Хассика с радостью взяла на себя обязанности по присмотру за Леандрис, так что у Дженайи было много времени... дуться. С другой стороны, Леандрис, похоже, поразительно изменила свое отношение к жизни и совсем не дулась. Королева была дружелюбна, смеялась и шутила со всеми. Открыто демонстрируемое удовольствие от ее ночных развлечений с Хассикой вскоре привлекло и других, и теперь единственными, кто не принимал в них участия, были Дженайя, Робан и Яне. Конечно, самым удивительным для всех был плавный переход бывшей ненависти Атеи к Леандрис в похотливую привязанность, но ведь это была Атея...

Как это ни удивительно, но в последующие дни и недели именно Яне почти всегда оказывалась в центре событий, когда возникали какие-либо проблемы. Тем не менее ее поведение тоже значительно изменилось, и именно она была причиной большинства этих споров. После событий, произошедших вечером на борту корабля, Яне редко покидала Робана. Она не только не покидала его, но и охраняла путь к Робану, и поначалу только Атея и Менджа могли подойти к нему без боя. Поскольку драться с Яне было очень неудобно и трудно победить, большинство женщин оставили попытки, все, кроме Инерки. Рыжая свирепая женщина не уставала сталкиваться с Яне. Может быть, именно решимость Инерки убедила Яне, но как бы то ни было, она сделала для нее третье исключение и с тех пор позволяла Инерке проходить через свою защиту. Четвертое исключение стало чудом для всех, кто пытался понять индивидуальные мотивы обеих сторон. Ссоры не было, потому что именно Яне однажды подошла к Чалиссе и сказала ей только одно:

— Я устала и мне нужен отдых. - Чалисса просто улыбнулась ей в ответ и заняла место Яне у Робана. Ее друзья думали, что она не улыбнется и в следующий раз, когда Яне придет просить облегчения, судя по хныкающим звукам, доносившимся от Шалиссы в тот день. Но они ошиблись: Чалисса каждый раз улыбалась Яне.

Робан, казалось, не замечал всего, что происходило вокруг, но, скорее всего, ему было все равно. По крайней мере, большинство его друзей именно так считали причину его бездействия в отношении изменений. Через две недели после отъезда из Готы, Хассика воспользовалась одним из редких моментов, когда Робан был без охраны, и спросила его напрямую.

— Ты ведь не расстроился из-за решения рабыни сократить число членов твоего гарема?

— У меня никогда не было гарема, и я не расстроен, только раздражен и разочарован, но мне придется с этим смириться. Яне и Атея очень умны, и если они в чем-то согласны, я принимаю это и не отказываю им. Так что, может быть, я тоже умный, в конце концов, - ответил Робан.

— Я не знала, что между Атеей и Яне есть договоренность, - заметила Хассика, удивленная его заявлением.

— Они не ссорились, значит, договорились, - сухо сказал ей Робан.

— Мысль о том, что Атея слишком занята, чтобы заботиться о ней, потому что она влюблена в другого, никогда не придет тебе в голову, высокомерная ты задница, я права? - Хассика рассмеялась.

— Подумай об этом, и ты поймешь, что тебе следует не винить и проклинать меня, а радоваться этому, - усмехнулся Робан.

Хассика проигнорировала его улыбку, но посмотрела в его глаза, и то, что она там увидела, убедило ее.

— Гарем это или нет, но я надеюсь, что ты всегда будешь помнить, что я твой друг, Робан.

Он лишь улыбнулся ей в ответ, но Хассика почувствовала облегчение, заметив, что темнота в его глазах смягчается, а бледно-голубые ореолы светлеют.

Через восемнадцать дней плавания они наконец достигли той самой маленькой рыбацкой деревушки, которую покинули менее двух месяцев назад. Они так и не узнали ее названия. Был поздний вечер солнечного дня, и весна пришла в Вернию раньше, чем они. Несколько рыбаков настороженно смотрели на них, когда они покидали корабль, но, похоже, не удивились их появлению. Спустя некоторое время по пирсу сбежали два взволнованных воина клана. По знакомому цветовому узору их одежды можно было определить, что они принадлежат к клану Дохоугни. К явному удивлению Горна и Норгара, они почтительно склонились перед Атеей, не обращая внимания на Робана, который стоял рядом с ней.

— Верховный Протектор, глава нашего клана Синхейд приказала нам дождаться твоего прибытия и сообщить тебе о текущей ситуации в Вернии. К нашим силам присоединились кланы Галлан со всей Вернии. Более двадцати пяти тысяч воинов расположились лагерем в Нотабире, а авангард мантакинцев отступил через границу в Туларкис, где к ним присоединились король Малрик и двадцать тысяч его солдат. Более пятидесяти тысяч огузов во главе с их Великим Фусаном Рогунатой также прибудут к границе в течение недели. Сведений о главной армии мантакинцев нет, но они могут достичь Вернии примерно в то же время.

— Кроме того, тридцать тысяч охотников-огузов расположились лагерем к юго-востоку от Нотабира, ожидая твоего прибытия. Они хотят обсудить и договориться о союзе против мантакинцев.

— Нотабир наводнен беженцами из западных фермерских хозяйств и всех известных на Калмире священников. С таким количеством жрецов и жриц в Нотабире они могли бы собрать собственную армию, - со смехом закончил свой доклад воин.

— Много жрецов и жриц, что неудивительно, но это все равно ужасно раздражает, - с отвращением ответила Атея. - Есть ли какие-нибудь насущные проблемы, о которых тебе известно?

— Я слышал, что главы кланов опасаются, что провизия может стать проблемой, но не знаю, насколько это актуально. Ну и, конечно, разные кланы Галлана все еще враждуют друг с другом, хотя и объединились в союз против общего врага. - Посмотрев на корабль и любопытного Норгара, наблюдавшего с него, он продолжил. - Также ходят слухи, что в Вернию прибывает флот с десятками тысяч норгаров. Многие люди обеспокоены этим, ведь норгары не славятся бескорыстной помощью по доброте душевной и никогда не заключали ни с кем союзов.

Норгары на борту корабля слушали и громко смеялись, услышав его последнее замечание. Робан тоже ухмыльнулся.

— Мой брат и избранный генерал – новый вождь Норгара, так что ничего не поделаешь. Флот Норгара действительно должен скоро появиться, но вы не должны так уж сильно беспокоиться о его многочисленности. Норгары очень хорошо умеют убивать самих себя, и их численность достаточно быстро сократится, - отмахнулась Атея от его оговорок, и ее бессердечное заявление вызвало новый раунд смеха среди слушающих норгаров.

— Однако сегодня уже слишком поздно, но завтра мы отправимся в Нотабир, и я надеюсь, что у тебя хватит лошадей на всех нас. - Воин кивнул в знак подтверждения и, повернувшись к Горну, Атея продолжила. - Ты и твои люди останетесь здесь и дождетесь флота, а потом сможете отправиться в Нотабир и напугать детей. - Ухмыльнувшись, Горн тоже принял приказ.

Еще одна ночь на борту военного корабля Норгара, прежде чем они вернутся в Нотабир и к грядущей войне.

Преданные, скучающие по преданности.