Предисловие от переводчика

Перед вами первый из нескольких рассказов автора NoTalentHack, которые я планирую перевести. Автор хорошо пишет и создает психологически достоверных героев, за которыми интересно наблюдать. Он вам наверняка знаком по рассказам «Я знаю свою жену», «Когда свободный проход состоялся», «По окончании гастролей» и прочим.

Хотя я всегда с большим уважением отношусь к исходному материалу, в переводах неизбежно приходится что-то менять. Если вы видите какие-то мелкие отличия от оригинала, это, скорее всего, намеренные правки. Если же вы видите ошибки перевода или грубое искажение смысла — не стесняйтесь писать в комментарии или в личные сообщения. Спасибо.

Предисловие от автора

Внимание: В тексте упоминаются депрессия и суицид

Если вы в депрессии, подумываете о самоубийстве или беспокоитесь, что можете причинить себе вред, пожалуйста, не читайте этот рассказ.

Этот мир лучше, когда в нём есть вы. Если вам нужно с кем-то поговорить, пожалуйста, позвоните по телефону доверия или в службу психологической помощи [в оригинале “в Национальную Службу Предотвращения Самоубийств по номеру 800-273-TALK”. В России можно обратиться в службу экстренной психологической помощи МЧС: 8 (495) 989-50-50, здесь и далее прим. пер.].

Я всегда ненавидел свой день рождения.

Дети, родившиеся в середине декабря, знают особое чувство разочарования. День рождения должен быть только для тебя. Да, ты делишь его с одной триста шестьдесят пятой населения планеты, но это всё равно день, когда чествуют именно тебя. Вечеринка, торт, подарки. Но вот если ты родился где-то между 15-м и 26-м декабря? Извини, приятель. Ты в пролёте.

Может, всё иначе, если твои родители богаты или особенно заботливы. Но у всех остальных декабрьских? Наши подарки совмещают с рождественскими [западное Рождество отмечается 25-го декабря]. Родители достают наш подарок на день рождения прямиком из мешка Санты, и у нас получается на один подарок меньше, чем у братьев и сестёр, о чём, разумеется, нельзя и заикаться. Наши вечеринки по случаю дня рождения отменяются в пользу рождественских. Если повезёт, может быть, нас ждёт небольшой праздничный ужин. Торт, но совсем скромный. Ведь на Рождество и так будет много всего, а родители не хотят, чтобы мы объедались сладостями.

Мой день рождения был одним из худших — 22 декабря. Так близко к Рождеству, что иногда празднования не было вовсе. К тому же он выпадал прямиком на середину зимних каникул, так что меня не поздравляли даже в школе. А если я жаловался? «Не капризничай. Санта придёт через два дня!»

Чтоб вас, октябрьские дети. Хочу то, что есть у вас.

Я был средним ребёнком. Моей старшей сестре, Энн, было пять, когда я родился. Достаточно много, чтобы возненавидеть меня за то, что я отнимал внимание родителей. Мой младший брат, Шон, родился, когда мне было всего два, так что я так и не узнал по-настоящему, каково это — быть младшим. Я не помню, чтобы меня баловали или уделяли мне безраздельное внимание.

Не знаю, стал ли этот недостаток ласки причиной моей врождённой депрессии. Возможно, дело в этом, а может и наоборот, моя депрессия делала меня менее привлекательным в глазах семьи, и меня было труднее любить. А может, и то, и другое. Эти два механизма легко могли образовать порочный круг, который существовал на протяжении всей моей юности.

На втором курсе колледжа, после того как меня бросила моя первая настоящая девушка, мой сосед по комнате, Бен, застал меня за изучением наименее болезненных способов самоубийства. Он увидел, вмешался и спас мне жизнь. Он уговорил меня поговорить со школьным психологом, а та — с психиатром. Я был обязан Бену жизнью и очень жалел, когда мы потеряли связь после учёбы.

Благодаря терапии и лекарствам я снова встал на ноги. Некоторые люди, пережив депрессию, могут её искоренить: со временем они перестают принимать лекарства и ходить на терапию. Я им завидовал. Моя депрессия была скорее как диабет. Её нужно было держать в узде всю оставшуюся жизнь.

Жизнь людей с запущенной депрессией похожа на падение в бездонную яму. Они падают без остановки. Лекарства создали дно у моей ямы, а терапия дала мне лестницу, чтобы выбраться. Яма никуда не делась, и я мог снова в неё провалиться, но теперь я хотя бы иногда мог выбираться на свет. И я мог вылезти, если падал.

К третьему курсу я был вполне счастлив. У меня появились друзья, и я встретил девушку. Мэри. Она была прекрасна. Весёлая, умная, добрая и красивая. Я ей понравился по причинам, которые до сих пор не до конца понимаю. Думаю, отчасти дело было в том, что она видела, что я «сломан», и хотела меня «починить». Она всегда была такой сострадательной. Работала волонтёром в приютах для животных, в столовых для бедных, помогала бездомным. Мне это в ней нравилось, и я быстро в неё влюбился.

Когда она узнала о моих натянутых отношениях с днём рождения, она взялась за дело со всем рвением. Каждый год, что мы были вместе, она устраивала для меня грандиозный праздник, пытаясь наверстать двадцать лет паршивых дней рождения. В наш первый год вместе, после вечеринки на мой день рождения мы лежали в постели, и я плакал, потому что никогда раньше не чувствовал столько любви.

Мы поженились вскоре после колледжа. Это был счастливый брак. Спокойный. Наша маленькая квартирка на восьмом этаже была наполнена любовью и нежностью. Вечера мы проводили перед телевизором, ночи — занимаясь любовью. Но, к сожалению, всего через три года всё изменилось.

В конце сентября она начала отдаляться. Мы стали менее нежными. Ей нужно было больше работать. Прекратились наши попытки время от времени вместе пообедать в будни. Потом начались звонки — те, когда она смотрела на номер и выходила из комнаты. На её телефоне внезапно появился пароль. Мы стали заниматься любовью реже и без прежней близости.

Всё достигло предела 15 декабря. Я позвонил ей в офис, но её там не было. А ведь она говорила мне, что будет работать допоздна, как это часто бывало в последнее время. Когда она вернулась домой, мы поссорились.

Мэри всплеснула руками. «Господи, я отлучилась на встречу! В чём проблема?»

«Проблема в том, что я будто живу с незнакомкой, Мэри. Что происходит?»

Она вздохнула. «Ничего не происходит, Сэм. Я просто забыла тебе сказать, что у меня сегодня была встреча. Мне что, нужно отчитываться тебе о каждом своём шаге каждый день?»

Я закатил глаза. «Конечно, нет. Но...» Я покачал головой. «Мэри, даже когда ты здесь, тебя как будто нет. Я просто... Есть ли что-то, что я должен знать?»

«Что? Нет! Нет. Конечно нет. Я просто была очень занята. Слушай, давай поговорим об этом позже? Я устала, и хочу просто поесть и лечь спать». Звучало это совсем не так убедительно, как ей, наверное, казалось.

Тогда я и начал подозревать. Но я не частный детектив. И не гений электроники. Мой скромный бюджет не позволял даже взять пару отгулов, чтобы проследить за ней. Я пытался заглянуть в её телефон, когда он был разблокирован, но безуспешно.

Сегодня, в мой день рождения, она ушла до того, как я проснулся. Никакого поцелуя на день рождения, и уж тем более никакого праздничного минета. Ни открытки. Ни малейшего намёка на то, что этот день чем-то отличается от любого другого. Я и не думал, что это снова будет так больно после пяти потрясающих дней рождения. Я заставил себя встать с кровати и, прежде чем отправиться на работу, устроил себе небольшую вечеринку жалости [устойчивое выражение, обозначающее ситуацию, когда человек бездействует, утопая в жалости к себе; жевать сопли].

Когда я вернулся домой, в квартире было темно. Я мог бы поклясться, что утром оставил лампу включённой. Внезапно вспыхнул свет, и толпа моих друзей и родных закричала: «СЮРПРИЗ!» Впереди всех стояла Мэри, сияя и протягивая мне пиво.

«Ты ведь думал, что я забыла, да?» Она подарила мне поцелуй, нежный и любящий. Я так по ним соскучился. Затем она пошла общаться с гостями, следя, чтобы все были довольны.

Я чувствовал себя идиотом. Она всё это время готовила мне вечеринку-сюрприз, а я... стоп. Растяжка с моим именем была с вечеринки трёхлетней давности. Украшения — с прошлого года. Торт был из супермаркета, без особого декора, лишь с наспех намалёванной надписью «С днём рождения, Сэм». Всё было либо использовано повторно, либо куплено впопыхах в последние пару дней.

Я продолжал улыбаться, но улыбка была натянутой. Я оглядел собравшихся. Никого из других городов, только обычные участники наших вечеринок. Общаясь с ними, я узнал, что все получили приглашения не раньше, чем на прошлой неделе. Её подарок — игровая приставка последнего поколения — был очень хорош, но дефицит, который преследовал их на старте продаж, давно прошёл. Она могла зайти в магазин и купить её сегодня днём.

В течение вечера она заметила, что моя улыбка была фальшивой. Её весёлость тоже стала напускной. Не знаю, заметил ли кто-то ещё, но я заметил. К тому времени, как мы проводили последнего гостя, я знал, что она водила меня за нос, а она знала, что я потребую объяснений.

Закрыв дверь, я занялся уборкой. Она присоединилась ко мне, и мы работали в напряжённой тишине. Наконец я спросил: «Кто он, Мэри?»

Она замялась. «Сэм, я...»

Я посмотрел ей в глаза, тихо умоляя. «Пожалуйста, Мэри. Если ты когда-нибудь любила или уважала меня, просто скажи мне правду».

Её глаза наполнились слезами. «Прости, Сэм. Я... мы познакомились на работе. Ты его не знаешь».

Я кивнул. У меня было время подготовиться к этому. Было больно, но я должен был довести дело до конца. «Ты его любишь?»

Её губы сжались в тонкую линию, и она кивнула.

Я положил голову на плаху. «А меня ты ещё любишь?»

Её молчание сказало мне всё, что нужно было знать. Топор опустился, и нашему браку пришёл конец.

«Когда ты собиралась мне сказать?»

Она отвела взгляд. «Я... я не хотела портить тебе день рождения. А потом... потом было бы Рождество, а затем Новый год. Я собиралась сказать тебе тогда».

Я не смог удержаться от смеха. «Что ж, я вижу, ты начала готовить список новогодних обещаний [имеется в виду феномен постановки целей с началом нового года, попытка начать жизнь «с чистого листа» — изменить привычки, стать лучше, и т.д.]. Пункт первый: разорвать свой брак. В спортзал тоже собираешься пойти?»

Она зарычала: «Почему ты вечно всё превращаешь в шутку?»

«Ну, ты превратила в шутку наш брак. Я решил присоединиться».

Она молча сверлила меня взглядом. Я покачал головой. «Просто уходи, Мэри. Ты не хочешь быть здесь, а мне не нужна твоя жалость. Это ведь всегда была только жалость, не так ли?»

Её лицо исказилось от шока. «Что? Нет! Нет! Я любила тебя. Я...»

Я понурил голову. «Я всё гадал, как мне могла достаться такая девушка, как ты. Мне потребовалось много времени, чтобы смириться с мыслью, что я был для тебя проектом. Но тебе так и не удалось меня „починить“, верно? И теперь ты собираешься от меня избавиться».

Тут слёзы хлынули у неё из глаз. «Я правда любила тебя, Сэм. Очень сильно. Ты не был для меня просто проектом, я хотела прожить с тобой всю свою жизнь. Но...»

Я кивнул. Ей не нужно было заканчивать фразу. Я был для неё непосильной ношей, и я это знал. Теперь и она это знала. Больше не о чем было говорить. Мэри пошла собирать вещи, пока я заканчивал уборку. Она ушла, не сказав больше ни слова. Моя посуду, я смотрел через кухонное окно на то, как её задние фары исчезают вдали.

Это было час назад. Сейчас уже почти полночь.

Я выхожу на балкон с пачкой сигарет и зажигалкой в руке. Улица внизу покрыта грязной серой слякотью, но сейчас начинает идти снег. Обещают метель сегодня ночью и до самого Рождества. Белое Рождество для хороших мальчиков и девочек [в большинстве стран Западного христианства на Рождество обычно нет снега, и Рождество со снегом считается особенным. Термин «Белое Рождество» был популяризован Чарльзом Диккенсом]. Я ловлю снежинку на язык и вспоминаю счастливый момент, когда мы с Энн и Шоном тащили санки в гору по снегу. Одно из немногих хороших воспоминаний моего детства.

Я прикуриваю и затягиваюсь. Квартира за моей спиной тёмная. Пустая. Тихая. Куртка осталась внутри, и по телу пробегает дрожь. На тротуарах никого. Только отчаявшиеся выйдут на улицу в такой час, в такой холод.

Я ни о чём не жалею. Я любил свой брак. Любил Мэри. Даже сейчас, в конце, даже с этой болью, даже зная наверняка, что был для неё всего лишь проектом, — это было лучшее время в моей жизни.

Я был частью чего-то прекрасного.

Я достаю телефон и отправляю сообщения самым важным для меня людям: родителям, сестре с братом, Мэри.

«Я люблю вас. Простите. Прощайте».

Телефон с лязгом падает на столик рядом с пепельницей. Я делаю последнюю затяжку и тушу сигарету. Тлеющий красный уголёк умирает, превращаясь в пепельно-серый прах.

Снег начинает валить по-настоящему. Мои мокрые, горячие слёзы смешиваются с ним, пятная его чистоту. Я подхожу к перилам и слышу, как начинает звонить мой телефон. Рингтон Мэри.

Я взбираюсь на перила, шагаю в холодный ночной воздух и присоединяюсь к снежинкам в их падении.

Скоро снег укроет меня. Скоро я обрету покой.

Скоро я стану частью чего-то прекрасного.